Не так уж плохо. Она приехала в Лондон, имея всего шестьсот фунтов, и даже после всех трат, включавших оплату дешевого жилья и покупку поношенных платьев, ей удалось собрать приличную сумму.

Три тысячи – вот ее намеченная цифра. Хотя она не возражала бы и против четырех. С тремя тысячами, вложенными в облигации, она будет иметь ежегодный доход, равный ста пятидесяти фунтам. Более чем достаточно, чтобы арендовать домик на побережье, хотя она скорее предпочла бы купить его для себя навсегда. На сто пятьдесят фунтов в год можно купить еду и мебель, одежду и даже книги. Наконец она почувствует себя независимой, что даст ей покой и комфорт. Она сможет обеспечить себя и жить там, где сочтет нужным.

Эмма смотрела на цифры, бегло набросала еще кое-какие расчеты, скрупулезно проверила. Да. Еще месяц – и она соберет нужную сумму даже при осторожной игре. И что бы ни существовало между ней и Хартом, что бы ни было в его глазах, теперь ей будет легче. Ради себя самой она не может поощрять его ухаживания, да и ради него тоже. Но мысль об этом запрете легла тяжелой ношей на ее плечи, когда она закрыла расчетную книгу и взяла в руки лампу. Она вздыхала на каждом шагу, пока поднималась по лестнице на второй этаж.

Еще не дойдя до двери, Эмма почувствовала тепло, идущее откуда-то из темноты. Бесс подбросила угля, прежде чем пойти спать. Благослови ее Господь. Теперь Эмма без сожаления скинула плащ с плеч, стянула перчатки и бросила их на пустой стул; затем взялась за маленькие пуговицы, которые цепочкой бежали по лифу платья и переду юбки.

Если не было особой нужды, она раздевалась сама. Бесс должна была вставать ни свет ни заря, чтобы растопить печь и приготовить завтрак. Не могла же она сидеть всю ночь и ждать, пока госпожа попросит расстегнуть ей платье.

Костяшки пальцев коснулись груди, и она поморщилась от холода. Наверное, постель тоже холодная как лед. Нет, она оказалась достаточно теплой, и Эмма энергично взялась за пуговицы, желая поскорее залезть под груду одеял и простыней. Когда она переедет в свой собственный дом, она обязательно купит новое постельное белье и теплые одеяла. Как приятно будет…

– Эмили!

– Ах! – вскрикнула она и резко повернулась, услышав мужской голос. Харт – была первая мысль, прежде чем она поняла, что это не может быть он. Потому что Харт не знал это имя, имя, которое она так ненавидела. Тогда как…

– Эмили!

Хотя спальня была небольшая, но углы комнаты тонули в тени. Эмма осторожно отошла назад, напряженно вглядываясь в темноту. Прошло несколько секунд, прежде чем она различила очертания мужской фигуры. Ее сердце билось с такой силой, что, казалось, она не способна ни на что другое, как дрожать всем телом.

– Харт? – Прижавшись к краю кровати, она старалась нащупать маленький столик, на котором стояла лампа.

– Не хотел пугать тебя.

Нет. Нет. Это не Харт. Это не он. И, о Боже, он сказал «Эмили». Только один человек на свете называет ее так.

– Я… я…

– Все хорошо. Ш-ш-ш… – Тень двинулась вперед, ноги передвигались в свете, и она не смогла сдержать вскрик.

Он вскинул худые руки, стараясь успокоить ее.

– Я приехал помочь.

И тогда она смогла разглядеть его лицо. Мэтью. Это был он, это он был там на улице. Не игра ее воображения, не вымысел, рожденный ее страхами.

– Ты сама пришла в этот мир, полный несчастья и порока, Эмили. Но я здесь.

– Но… Мэтью… Что ты здесь делаешь?

– Прости. – Его тонкие губы сложились в знакомую улыбку. – Я не хотел напугать тебя. Я проник в дом, чтобы не привлекать к тебе лишнего внимания. – Он понимающе покачал головой.

– Нет, ты не ответил мне. Что ты здесь делаешь? В Лондоне? – Она обнаружила, что ее тело медленно опускается на что-то мягкое. И внезапно кровать оказалась под ней, и она села, глядя на своего бывшего поклонника. Прямые светлые волосы свисали на лоб. Глаза горели тем самым особенным блеском, который был в них тогда, когда они впервые увидели друг друга.

– Я искал тебя, я никогда не думал, что юная леди может исчезнуть так надолго. Ты несчастная блудница.

– Я не исчезла. Я всегда хотела поехать в Лондон.

– Эмили. – Он снова покачал головой. – Твое место в Чешире, я говорил тебе это сотни раз. Я приехал, чтобы увезти тебя домой.

Страх и шок, сформировав тугой узел, сплелись в ее груди, давя на легкие и заставляя ребра опуститься. Но постепенно напряжение стало ослабевать, она крепко сжала кулаки.

– Чешир не мой дом, я много раз говорила тебе это. И ты не имеешь никакого права преследовать меня и вторгаться ко мне домой.

Мэтью улыбнулся, показывая свою осведомленность.

– Я не преследовал тебя, Эмили. Хотя, если честно, я пытался. Но я потерял твой след где-то в Бирмингеме. И вот две недели назад мой отец получил письмо из Лондона, и, к счастью, я перехватил его.

Напряжение ослабло, и она смогла вдохнуть полной грудью.

– Письмо? От кого? – Прижав руки к груди, она старалась унять злость, которая поднималась в ней.

– Какое это имеет значение? Достаточно сказать, что это был важный человек, что не сулит тебе ничего хорошего.

Харт. Харт сделал это. Он принял ее вызов. И предал ее.

– Это было очень сдержанное письмо, где, собственно, не было ничего важного, что само по себе странно. Он, казалось, был под впечатлением, что твой дядя оставил вдову. Он не знал, есть ли у тебя семья, чтобы…

– Я не… – Она перевела дыхание, замолчав на время. – Я уверена, он ошибается, так как мы не знакомы. Если ты скажешь мне, кто…

– Эмили. – Его вздох был такой слабый, едва различимый. – Там были два приглашения для леди Денмор принять участие в игре за главным столом. Ты лгала этим людям, как лгала мне.

Эмма проглотила комок, застрявший в горле. Тошнота подступила к горлу, мешая дышать.

– Я не… – О Господи! Ей нужно время подумать. – Тебе не следовало приезжать сюда, – наконец сказала она, вспомнив пристрастие Мэтью к благопристойности. И эти несколько спасительных слов дали ей немного силы, и она встала на ноги. – И не следовало входить в мою комнату.

Мэтью поднял руки, но Эмма указала на дверь.

– Ты вмешиваешься в мою личную жизнь. Ты проник в мой дом как вор. Стоишь здесь и мешаешь мне раздеться. Как ты посмел?

Его губы сжались.

– Ты только сняла плащ.

– Я расстегивала платье!

– Я видел… – начал он, запинаясь на каждом слове, – я касался… – Его щеки покраснели, когда он потер шею. – Ты всегда толкала меня на безрассудные поступки. Ты всегда толкала меня на грех. Ты Ева, та, что соблазнила Адама.

– Мэтью, все, что было между нами, – поцелуй. Я никогда не думала, что это даст тебе основание считать, что мы поженимся.