– Он вас ненавидит, и теперь я знаю, за что, – произношу я хриплым голосом. Все это время, до меня, заторможенной действиями лекарств, медленно доходили слова Пола. Я залила слезами все вокруг себя. Словно они могут что-то исправить или облегчить боль. Слезы – это простая реакция. У меня вырезали сердце, воткнули в него, умирающее и истекающее кровью, тысячи иголок и засунули обратно, зашив наживую.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть в лицо человека, который своим руками довел до безумия, а потом до суицида, любимую жену и перечеркнул будущее своего сына. Это он, хоть и думает иначе. Мужчины, вообще, не любят замечать собственных ошибок. Все, что мы делаем сейчас, разворачивает за собой клубок событий в будущем. Селена мечтала о детях, а когда они появились – потеряла мужа. Чтобы вернуть мужа, она решила потерять своих детей. Но, потеряв, не смогла жить… Не смогла простить себя…

Я закрываю глаза, не в силах смотреть в лицо этого преступника, ответственного за все, что произошло.

– Теперь вы точно потеряли его, Пол, – говорю я, вспоминая страшный взгляд, которым Джейс смотрел на меня, снимая веревку с моей шеи, проводя пальцами по бордовым полосам, оставшимся после нее, которые однажды побледнеют, замоются и станут такими же, как у него. Как у него… Я помню, как подняв меня за плечи, Джейсон долго всматривался в мое лицо и словно не видел, словно находился где-то в другом месте. Безумный, полный агонии взгляд. А потом вдруг схватил меня в охапку, сжимая так, что затрещали кости, и заплакал, уткнувшись лицом в мои волосы. Он плакал, как ребенок, и не мог остановиться. И я гладила его волосы, не замечая боли в сломанных пальцах. Тогда я подумала, что он сошел с ума. Что он сожалеет о том, что сделал…

Через час вернулся с пистолетом и сказал, что мы должны умереть.

Он не успел. Марк вызвал полицию. Я не знаю, хватило бы безумия Джейсона на этот последний решающий шаг или нет. Никогда не узнаю. Пол отвалил кучу денег, чтобы скрыть тот факт, что один выстрел, все-таки, был. Он целился в меня. Долго. Я не боялась. Ждала. Я даже хотела. Джейсон выстрелил в свое отражение. Это просто чудо, что пуля не попала рикошетом в него. Я тогда была на грани, отключилась сразу после того, как раздался грохот и миллионы осколков посыпались на пол.

– Теперь вы точно потеряли его. И я, я тоже потеряла его, – надтреснуто повторяю я, встречая растерянный взгляд Пола. – Он все вспомнил.

Лекси

Я не смогла рассказать всей правды даже Джейн. Мне было стыдно. Страшные воспоминания о случившемся словно спрятались в темный мешок, который я тщательно перевязала и убрала на чердак. Я гнала их от себя, и у меня получалось. Сложнее обстояло с тем, что рассказал мне Пол. Джейн – врач, и я могу ей доверить тайну трагедии, случившееся с Джейсоном в детстве. Как и я, она была шокирована. Но ее смятение по этому поводу длилось недолго. Психолог знает, как быстро взять себя в руки.

– Я понимаю, почему ты мучаешься, Александра, – как всегда мягким и мелодичным голосом, начала Джейн Кларк. – Но спроси себя… та страшная трагедия могла служить оправданием тому, что он сделал? Имел ли Джейсон право поступать с тобой таким диким варварским образом? Все мы люди, и у каждого из нас есть определенные границы, которые мы никогда не перейдем, принципы, которых пытаемся придерживаться. Мы живем в социуме и обязаны соблюдать правила. Джейсон расширил рамки дозволенного для себя, потому что финансовое положение придает ему уверенность в своей безнаказанности. Он не мог не осознавать, что делает, Александра. Все его действия носили продуманный и преднамеренный характер. Если ты считаешь, что такое преступление можно перекрыть насилием, пережитым в детстве, это тоже твое право.

– Я не могу выдвинуть обвинение, Джейн, – тихо призналась я. – Допросы, показания, подробные описания меня уничтожат.

– Я буду рядом, – ободряюще улыбнулась док.

– Этого недостаточно. И я хочу поехать в университет. Они все еще готовы принять меня. Я так долго стремилась к поступлению в Гарвард, я не могу отказаться теперь.

– Я понимаю, – после небольшой паузы, сдержанно ответила Джейн. Я понимаю, что она не одобряет мое решение. Я выгляжу трусихой в ее глазах, да, так и есть, но я не готова… не могу иначе. – Это твой выбор, – ее голос звучит мягко и по-доброму. Конечно, Джейн не станет уговаривать меня делать то, что я не хочу.

– Пол сказал еще кое-что. Он организовал слежку за мной. На всякий случай. – В моих глазах сверкнули слезы ярости. – Каждый мой шаг отслеживался даже после того, как я ушла от Джейсона. Пол собирал факты и создавал из них компромат. Тасовал таким образом, чтобы предоставить события в выгодном для себя свете. И когда Джейсон отказался выходить на поле, когда заявил, что собирается завершить спортивную карьеру, Пол Доминник выдал ему все, что накопил приставленный ко мне ищейка. Пол хотел убрать меня окончательно из жизни сына. Понимаешь?

– Нет, – настороженно взглянув на меня, качнула головой Джейн. – Что за компромат можно было найти на тебя, Александра?

Я опустила глаза, посмотрел на дрожащие пальцы, мысленно возвращаясь в прошлое. В кошмар, который не скоро отпустит меня и никогда не забудется, не смоется, не перекроется новыми событиями и воспоминаниями. Я побывала в аду, и все еще чувствую, как горит душа, как кровоточит пробитое насквозь сердце в разорванной груди. Я не смогу рассказать об этом Джейн… Никому не смогу.

После того, как я потеряла сознание в гостиной, Джейсон перетащил меня в зеркальную комнату. И первым, что я увидела, когда открыла глаза, были не зеркала, хотя они никуда не делись, а фотографии большого формата (чтобы, видимо, я разглядела подробнее), наклеенные на стены. Они были повсюду, и на каждой была я. Не одна. С губ сорвалось хриплое рычание, так как другие звуки поврежденные голосовые связки выдать не могли, и я попыталась сесть и едва не свалилась на бок. Джейсон связал меня. Запястья надежно зафиксированны за спиной, горло обмотано веревкой, привязанной к железному крюку, совсем недавно вбитому в стену.

Я помню… Каждый раз закрывая глаза, так четко вижу и ощущаю, все что происходило тогда. Как замкнутый круг. Не прекращаемый кошмар.

На мне нет одежды. Яркий свет, холод и тишина, нарушаемая моим судорожным дыханием. Я хочу в туалет и пить. И я полна ужаса и боли. Начинаю биться и хрипеть, звать на помощь. Мои запястья стерты в кровь, чувствую влагу, вижу кровавые капли на полу. Веревки не хватит, чтобы дойти до туалета.

И это не кошмарный сон, это реальность. Я рвусь и рычу еще несколько минут. Может, часов. Время растворяется в зеркальном пространстве ада, в котором я оказалась. Никто не приходит. Никто не спешит спасать меня. Я была здесь и знаю, что в этом доме нет добрых рыцарей. Проходит еще сколько-то часов, прежде чем я понимаю, что впустую использую энергию и трачу свои силы. Я поддаюсь апатии, ложусь на спину и неотрывно пялюсь на фотографии со своим изображением.

О чем он думал, когда смотрел на них? И как долго он смотрел? Я знаю, что вижу, и что происходило на самом деле, но что видел он, глядя на них? Сколько времени ему понадобилось, чтобы взрастить в себе подобную дикую ярость, обратившую меня снова в кошмар наяву?