Да уж, кроме меня, сыщиков в этой семейке не наблюдается!

Не успела я переключить мысли с поиска Туманянов-старших на поиск черепахи Туманянов-младших, как «Тореадор» снова ворвался в наш засыпающий двор, что вызвало поток более чем ненормативной, хоть и с трудом выговариваемой лексики, вырывавшейся на простор из Зинкиного окна. Судя по произношению, соседка уже допивала принесенную мною фляжку.

Голос совершенной Агаты, как рубильник, переключил мои мысли на московский лад.

- Лика, с вами Алексей Юрьевич хотел переговорить. Вы можете ответить?

Правильность Агаты всегда доводила меня до бешенства. Хотелось ей козу в неподходящий момент показать или ляпнуть что-нибудь такое, что выбьет ее из заученной идеальности. Но раз звонит Олень, про козу его секретарше стоит забыть. Не часто в последнее время мне звонит Олень. Ох, не часто!

- Лик, привет! Сама как? - И, не дослушав моего рапорта: - Женьке надо сменить обстановку. Она в своих четырех стенах подохнет.

- Я-то здесь при чем?! - От злости на мгновение вываливаюсь из предписанного самой себе наивно-провоцирующего стиля общения с Олигархом моей мечты. Ждешь-ждешь от мужчины звонка, а он - на тебе - звонит, чтобы психическое состояние кикиморы своей болотной обсудить.

- При том! Хочу тебя попросить увезти ее куда угодно. На Бали... - грамотный олигарх знает, что название острова произносится с ударением на первый слог, - ...на Мальдивы, в Эмираты, хотя в Эмиратах сейчас жарко... Куда угодно! Лишь бы Женька сутками не смотрела в одну точку.

Заботливый одноклассничек достался этой общипанной курице. Мой одноклассник Михаська разве что вина взяточнического пришлет, а здесь - хоть тебе Мальдивы, хоть тебе Эмираты!

- Женя и на Мальдивах одну точку найдет.

- Но все же это будет уже другая точка. Две точки против одной - прирост объемов производства двести процентов.

- Мне мужей искать надо.

- ?!

- Потом объясню. Хотя...

Эмираты... Эмираты. Олень предлагает Эмираты...

- В Эмиратах вторая жена моего первого мужа, которая с картины пропала...

Пауза. Все, теперь Олигарх моей мечты окончательно убедился, что у меня не все дома, что в количественном отношении полностью соответствует действительности. Да и в качественном отношении, скорее всего, тоже.

- В Эмираты слетать можно, если ненадолго.

Сама не понимаю, то ли я согласилась, то ли продолжаю рассуждать вслух.

- Решено, в Эмираты! - отрезает мне пути к отступлению Олень. Ну почему я могу трезво мыслить, когда не вижу и не слышу его, и растекаюсь, таю, плыву, дымлюсь, стоит мне только услышать его голос?!

- Ты ж говоришь, там жарко! - Единственное мое достижение в общении с Олигархом моей мечты - могу позволить себе панибратское «ты».

- Вам же не по пустыне шляться! Из кондиционированного «Роллс-Ройса» в кондиционированный отель, - вместо ответного «ты» Олень переводит меня во множественное число с пребывающей в ступоре, но дорогой его сердцу Женькой. - Женьку можно поднять на ноги, только воззвав к ее сознательности. Поворачиваем ситуацию так, что это не ты везешь ее нянчить, а, напротив, я посылаю ее помогать Лике искать мужей. Почему, кстати, «мужей»? У тебя гарем наоборот?

И, не слушая ответа, командует дальше:

- Первым же утренним рейсом в Москву! Агата возьмет билеты на самолет и забронирует номер в «Бульж аль Арабе».

- Что такое «Бульж аль Араб»? - не сразу врубаюсь я.

- Каскады драгоценностей и немножко стройматериалов, - удачно переиначивает классическую цитату просвещенный олигарх.

* * *

Отправляюсь собирать так и не разобранные вещи. Не слишком продуктивной поездочка в родной город выдалась. Возвращение через форточку, да и только. Ладно, раз олигарх меня для его собственных надобностей вызывает, от дел отрывает, пусть тогда его «компьютерные дизайнеры» к поиску моих бывших мужей подключаются. Женьку где-то на границе Эстонии и Латвии нашли, так уж моих бывших на родной российской земле и подавно отыскать смогут. А я попутно в Эмиратах поищу Алину, как там ее Ашот назвал: «Рыжая копна на мешке амбиций». Глядишь, в мешке этом и отыщется хоть что-нибудь.

Закидывая вещи в дорожную сумку, застываю над старым школьным портфелем с давними реликвиями и письмами - брать или не брать. И как в омут с головой ныряю в недочитанное с вечера Тимкино письмо двенадцатилетней давности.

Я мечусь как ненормальный, я ищу, где бы спрятаться, куда бы забиться, чтобы только не вспоминать, не думать о тебе. Но разве можно. Ты снова, снова и снова, как в диком кошмаре, видишься, видишься, видишься...

Сколько раз сегодня я был на нашем углу. Сколько раз заглядывал в некогда мои окна, ставшие теперь ненавистными, чужими и самыми желанными. Потому что там ты. Но там и он. Мне все время кажется, что еще минута, и ты появишься, почувствуешь, сбежишь. Что одумаешься, что поймешь - из мести жизнь не сложить. Но ты не идешь. И я ночи напролет пытаю себя шагами по этим темным улицам, прячусь в подворотнях от случайных знакомых, чтобы утром они не донесли вам, что видели под окнами меня.

С упорством маньяка я пытаю свое воображение картинами вашего счастья. Пусть даже не счастья, но вашей совместной жизни, вашей любви. Представляю, как он делает то, на что имею право только я. Он целует родинку на правой груди, он касается твоего шрамика от аппендицита, он гасит в вашей (это же была моя! моя!!! комната!) свет...

Более изощренной пытки для меня ты придумать не могла. Если хотела меня убить, раздавить - ликуй, тебе это удалось. Ты попала в самую больную точку. Попала дважды.

Ты отняла у меня не только себя, ты отняла и брата, возведя в абсолют все мои детские комплексы его старшинства и превосходства! Так убить, изничтожить, раздавить можно было, только любя.

Я был идиотски самонадеян. Иногда, каким-то дальним углом ума понимал, что ты можешь уйти, найти другого, но отбрасывал, отшвыривал, отгонял эту мысль, загонял ее в самый дальний угол. И конечно, даже в самом страшном сне не мог представить себе, что этим другим будет мой брат, мой вечный «ага», мое вечное Альтер эго - более успешное, более удачное, более любимое всеми, в том числе, как оказалось, и тобой...

Теперь ко всем моим отвратительным качествам можешь прибавить еще и это - зависть. Дикую, нечеловеческую зависть. И злобу. Я долго, очень долго не решался признаться себе, как я завидую собственному брату. Его таланту. Его харизматичности. Наверное, это злоба серости обиженного обыденного плебея, вынужденного, как попка, долбить в эфире вести с полей и неспособного открыть в себе ваши художнические вольности. Рядом с ним я всегда чувствовал себя неполноценным, вторым, лишним. И ты вбила последний гвоздь в крышку гроба моих надежд и стремлений.