Эта женщина никого не уважала. Единственный раз, когда он видел ее покорность, это когда они поехали на дачу к бабушке, к которой его мать обращалась на Вы.

– Причем здесь вечеринка? Тебя разве не волнует, кто это с ним сделал? Я ведь уже говорил тебе, что это она и…

– Сейчас же перестань! Молчи. Ничего не хочу знать. У нее в отличие от твоего дружка приличная репутация, и не смей ее очернять. Я тебя разве этому учила? Ты должен защищать девочек, а не печься об этом оболтусе. Тоже мне защитник. Он что, сам не может о себе позаботиться? – Родион стоял посередине ее кабинета и не мог пошевелиться. В подобных ситуациях его тело всегда парализовало. Он не мог поверить, что женщина, стоявшая перед ним – его мать.

Да, сейчас она определенно не моя мама. И даже не директор.

Она его не слушала, когда Родион пытался обратиться к ней со всей своей искренностью, преодолев равнодушие к другим людям и их проблемам. Он хотел помочь. Каждый нуждается в защите.

Хоть Родион уже успел почувствовать укол стыда за произошедшее, злость и обида так и не отпускали.

Защищать девочек? Так ли нужна им эта защита?

Он прекрасно помнил, как ходил со сломанным ребром и ноющим телом с множеством синяков, когда пытался защитить свою первую девушку. Она его тогда бросила, сказав, что ожидала от него более достойных действий и ей не нужен тот, кто не сможет ее защитить. На минуточку, как только его стали избивать, она тут же дала деру, не попытавшись даже позвать на помощь. Он тогда часто вспоминал слова своей обожаемой мамочки. Общество не сильно волнуется, когда к мужчине применяют физическую силу и всячески оскорбляют его. У Здравого не возникало вопросов, почему отец ушел от нее. И как только брат ее терпел? Его всегда так заботило ее мнение и, вдохновленный ее речами, он начинал указывать Родиону. Теперь он только и делает, что звонит ему без конца с просьбами.

Родион ушел из ее кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. После этого он еще долго с ней не разговаривал. И это был яркий пример того, как сильно они далеки друг от друга. Тогда-то он и почувствовал пропасть между ними. Возможно, это и стало его последней каплей, и он захотел уйти из дома. Хотя нет, довело его то, что мать решила за него, где он будет учиться и работать. Он тогда думал, что не может пойти против нее, потому что это было за ее счет. Но как только он понял, что с учебой не ладится, тут же нашел подработку грузчиком и по окончании учебы все же переехал.

Но и тогда неудачи не обошли его стороной, проблемы с работой были еще хуже, казалось, что все, что он пытался учить в университете, просто ускользало из его головы, когда дело касалось практики, и тогда он стал уверен в том, что ему не дано работать в банковской сфере. Ему это не нравилось, но и найти работу престижнее с его заурядными мозгами было непросто. Даже если не хотелось потом выглядеть неудачником на фоне остальных преуспевающих вокруг.

Так было всегда.

Однажды на зимние каникулы они поехали к бабушке в деревню, и Родион решил покататься по льду на санках. Он нацепил на себя все, что только было у него из одежды, и потащил санки на небольшое озеро в полукилометре от дома бабушки. Один. Он думал, что мог позволить себе такое в его тринадцать лет, и ничего плохого все равно не случится. Но Родион никак не ожидал, что лед окажется таким хрупким, и стоило ему только недалеко откатиться от берега, как лед захрустел под ним, и он оказался полностью в воде в тяжелой одежде. Было неудобно двигаться, еще и так холодно. Паника захлестывала его, пока он не понял, что находится совсем недалеко от берега, и тогда смог выбраться из воды. Со злости на себя он бросил там свои санки и побрел домой под грузом мокрой и теперь такой холодной одежды. И, конечно же, не обошлось без сильнейшей простуды, какая у него только была.

***

Несколько дней было тихо, и можно было бы подумать, что все наладилось. Проблема решилась сама собой, как Родион того и хотел. Хоть на работе и было все по-прежнему, он так и не мог отделаться от чувства, что на него вечно кто-то смотрит, и периодически чесал свой затылок. От этого он был рассеянным и допускал ошибки. Он стал ездить на маршрутке на работу и обратно домой. Он верил, что это помогает. Хотя недавно и потерял там свою кофту, которую, конечно же, никто не вернул на следующий день.

Может я ее на работе где-то оставил?

Вечно что-нибудь да не так будет!

Тяжело поднимаясь по ступеням до своей квартиры, бесился Родион. Он очень устал и вспотел.

Теперь он не переживал, что случайно встретится с Марией Ивановной, поджидающей его возле двери. После его выходки она перестала искать встречи с ним. И тут он вспомнил, что один ее контейнер для еды так и лежит у него.

Черт. И что делать? Может в почтовый ящик положить? Нет.

Думаю, она теперь и сама не захочет его возвращать обратно.

Но и мне он теперь незачем.

Вздыхает. В подъезде пахнет очередной хорошо пройденной рыбалкой, и запах лучше, чем в их лифте, в который он теперь не зайдет ни под каким предлогом.

В тишине квартиры отчетливо слышно, как шумят соседи сверху, и Родион тут же весь покрылся мурашками. Ему все еще кажется, что в этом доме кто-то только и ждет, чтобы напасть на него. Вот же глупость. Это была случайность, и никакого убийцы нет, но ожидаемо покоя эта уверенность не приносит. Теперь его квартира кажется не более надежной, чем улица.

Долго отмокая в ванне и слыша крики сверху, он пытался вновь возвести вокруг себя более надежные стены. Просто чтобы быть уверенным, что если он заснет, никто не попытается его убить, и Родион вновь проснется утром.

А мне есть еще ради чего просыпаться?

Наутро настроения не прибавилось, но было спокойно. Когда он выходил из дома, что-то помешало ему открыть дверь. На пороге его квартиры лежал странный сверток из газет.

– Что такое?

Он его легонько пнул. Он был мягким.

Если это опять очередные угрозы от тех ублюдков, пытающихся выбить долг с меня по ошибки, я убью этого долбаного хрена сверху.

Наклонившись и подобрав сверток, он стал раздраженно разрывать упаковку. Глаза его расширились от ужаса. Кофта. Его серая кофта.

Что она здесь делает?

Он резко обернулся на дверь своего надоеды-соседа и сверкнул раздраженным взглядом.

– Думаешь, это смешно? – он уже хотел подойти и как следует ударить по двери, но передумал.

Стоп. А если это не он? То кто?

Он все же вспомнил, что достал ее из сумки именно в маршрутке и оставил лежать на сидении, когда выходил. Но соседа там точно не было.

Так ведь? Я не помню. Не помню.

Там ведь и девушки сидели, откуда мне знать, что это не одна из них. Но зачем это вообще кому-то нужно?