все будущие литераторы — голоногие, шумные и требующие ответа на вопросы. В эту группу затесалась даже знакомая Жеки с двумя косичками.

Таким образом, в полном объеме шлюзами канала имени Москвы любовалась только Лена, к которой на палубе часто и с искренним уважением присоединялись ее бывшие пациенты. А когда теплоход пришвартовался возле пирса Северного речного вокзала, произошло событие, после которого Лена четко осознала, что она абсолютно правильно выбрала свой жизненный путь — медицину.

Никто так и не узнал, как это удалось капитану, но он встретил Лену перед сходнями и вручил ей огромный букет цветов. И опять под громкие аплодисменты окружающих людей. Лена сходила на берег с гордым и уверенным видом.

Глава 4. ЗАГАДКИ УЧЕБНЫХ ДИСЦИПЛИН И ТОРЖЕСТВО БЫТА

Ничто не приходит просто так

В сентябре Женька получил первый автомат в учебном году. Но неожиданный и потому неприятный. Точнее его автоматом поставили старшим на картошку. Вначале Женьку долго и упорно хвалили во всевозможных комитетах, а потом сам ректор и приехавшее на одно из совещаний городское руководство — дама, внешний вид и взгляд которой показывал невозможность любых пререканий. Вначале сделай, что приказывают, а потом уже беги, спасайся. И как можно быстрее.

Более скромно о Женьке отзывались в деканате. А вот на кафедрах царило откровенное недопонимание его заслуг. Его перехваленный мозг начинал бунтовать. Ну, зачем и кому нужен какой-то несчастный реферат? И как можно связывать его со стоптанными от длительных хождений ботинками? Но оказывается, что даже нужно.

Нельзя сказать, чтобы Женька любил ходить очень быстро. При его значительном росте это совершенно не требовалось и, по-видимому, именно его сегодняшняя медлительность и обеспечила точное попадание прямо ему на плечо птичьей авиабомбы. Хорошо не на голову. Ну почему они даже зимой летают? Вон медведь — лег в спячку и никакого вреда от него. Первым инстинктивным порывом Женьки было немедленно бежать в умывальник и замыть биологические отходы неизвестного ему вида птиц. Но на входе в учебный корпус он сильно задумался, а период прохода по коридорам и лестницам здания оказался достаточным для принятия окончательного решения. И, именно поэтому, когда фигура Женьки начала вписываться в дверной проем профессорской, на его плече продолжали красоваться следы вероломного воздушного нападения.

— Что это, Сурменко? — почти сразу среагировала Анна Олеговна.

— Реферат, — развел руками Женька.

— Вы там подальше встаньте и не трясите руками, — с очевидным взвизгом посоветовала профессорша.

Довольный впечатлением Женька остался на месте. Ну не может же сердце обычной женщины не среагировать на явную обиду и нанесение ущерба молодому человеку. А Анна Олеговна, не замечая студента, продолжала изучать представленный им реферат. Ее единение с окружающей обстановкой проявлялось только в периодическом принюхивании и раздраженном передергивании головы. Впрочем, со стороны это вполне соответствовало проявлениям сильного насморка.

Наконец, Анна Олеговна оторвалась от текста.

— Знаете, Сурменко, что общего у вашего реферата и того, что попало к вам на плечо?

Она совсем недолго проверяла реакцию Женьки на свой вопрос и резко сделала вывод:

— И то, и другое — говно. Только птичье, как я предполагаю, можно использовать где-нибудь в сельском хозяйстве. А то, что вы принесли — вряд ли. Переделать.

Когда Женька выходил в коридор, он отчетливо чувствовал, что к следам птичьего терроризма снаружи добавилась человеческие выбросы — только в душе. А когда он бросился в умывальник, то оказалось — поздно. На плече ясно обозначилась прожженная химией дыра. А еще говорят, что обкаканный птицами — счастливый человек. Мрачный Женька стоял почти на середине обширной дорожной лужи с пробитым ногами студентов слоем льда на поверхности. Неожиданно для него проходивший мимо представитель кафедры теоретической механики весело похлопал его по плечу.

— Ну, Сурменко, я даже не ожидал от тебя. Отлично. И, главное, все задания по курсовой досрочно сдал. Я нашему заведующему кафедры доложил. А как только он узнал, что ты еще и в армии служил, то сразу предложил поставить тебе четверку. Но зато автоматом. Сам же понимаешь — пятерку тебе нельзя. Многовато. Да, декану ничего не говори. У вас со вчерашнего дня — новый. Жалко Игоря Денисовича, но возраст. Говорил, что устал со студентами. Тебя, Сурменко, это, конечно же, не касается.

Женька продолжал стоять в луже. Он добросовестно и согласно улыбался и усиленно кивал. Конечно, он же все понимает. И заранее и полностью согласен. Едва преподаватель ушел, как Женька с настоящей благодарностью бросил взгляд на пролетающую на бреющем полете стаю птиц. Вот оно, привалившее счастье! Как, все-таки, сложно понять преподавателей. Особенно некоторых.

Не надо махать руками

Юрий Михайлович даже среди преподавателей выделялся как совершенно неординарная личность. Этому способствовало все: высокий рост; дородная конституция, почти как у великоекатеринских сановников-фаворитов; пышные усы и постоянная крайне энергичная жестикуляция руками. А исследовав его перемещения из одного учебного заведения в другое, можно было спокойно построить схему размещения большинства высших учебных заведений на карте города.

Во время занятий он ходил по подиуму и энергично махал руками. Иногда это получалось очень хорошо, и руки, после полного или частичного поворота, застывали как раз в том месте, где на доске был представлен именно тот материал, который и изучался в настоящее время. Но чаще всего руки расходились под разными углами к полу, но почти абсолютно параллельно доске. И у студентов складывалось законное впечатление, что преподаватель хочет закрыть телом драгоценную и не вовремя оголившую себя информацию.

То, что Юрий Михайлович наорал во время лекции на Жеку, а потом еще и сделал замечание Женьке, что тот сидит, развалившись на своем стуле, никак не могло задеть достоинство студентов. Но когда во всеуслышание было заявлено, что их Мишка, сам, и лично, не умеет вести конспект, обида ужом заползла и, по всей видимости, даже присосалась в сердцах его старших товарищей.

Уже на следующий день едва началась лекция Юрия Михайловича, вооруженный двухкопеечными монетами Женька с автомата в холле института вызывал скорую помощь. Он буквально орал в трубку:

— Бросается на людей. Вот сами и посидите. У него пять острых указок и три авторучки. И если он окончательно рассвирепеет…

Неизвестно, что точно говорил дальше Женька, только примерно через сорок минут в институтском дворе развернулась и замерла специальная машина, которую с явной неохотой покинуло три человека. Впереди шла маленькая сухонькая женщина, очень напоминающая милую и добрую бабушку в белом халате, а за ней вышагивали два представителя мужского пола. Таких в простонародных высказываниях называют либо амбалами, либо на