Виноградов с Борисом бросились к корпусу – здесь размещался какой-то цех. Степаныч старался не отставать. Вероятно, это было механическое производство. Металлорежущие станки в несколько рядов тянулись вплоть до торцевой стены. Кругом никого. Смена закончилась, рабочих увезли по домам. Площади остались в полном распоряжении охраны. До самого утра.

Впереди глухо стукнула стальная дверь, и вновь все стихло. Пусто кругом. Но это обманчивая пустота – Виноградов своими глазами видел, как сюда бежали, оглядываясь, несколько человек. Четвертый не хотел идти и сопротивлялся. Его тащили под руки с заведенными назад руками. Очевидно, на руках были наручники.

В руках у Евгения короткий «калашников» – патрон дослан в патронник еще в машине. Сорок пять готовых насмерть ужалить патронов. У Бориса простенький «макаров». Восемь штук внутри, и еще восемь в запасной обойме. Не густо, если выкуривать придется. Карманов тоже обнажил табельный «Иж», копию «макарова». Степаныч плетется позади с пустыми руками. Три ствола. Неизвестно, чем вооружен противник. Из каждого угла, из-за каждого станка в любой момент может прозвучать выстрел. И этот выстрел для любого из них может оказаться последним. Человеку много не надо.

Под потолком монотонно шумели лампы дневного света.

Один станок, второй… десятый – пусто пока что вокруг. Но ведь не могли же они испариться из цеха. Выходит, где-то сидят. Притаились, щупая пальцами спусковые крючки и считая удары сердца.

Борис с Виноградовым приближались к стене, когда неожиданно погас свет. Стало абсолютно темно. В цехе нет ни единого окна. Лишь от двери, рассеиваясь, идет слабый поток света. Глаза должны привыкнуть. Лишь после этого станет возможной ориентация. Степаныч еще раз оглянулся в сторону двери и понял, что она закрывается. Грохот металла оказался ужасающим. Их заперли внутри! Куда смотрит Царь Японский!

Степаныч присел за станок на одно колено и вытащил из-под штанины «ТТ». Осторожно, чтобы не клацнул затвор, дослал патрон в патронник, вынул из грудного кармана маленький, похожий на карандаш, фонарик. Специально взял с собой, как когда-то, потому что мильтон без часов, фонаря, карандаша и куска бумаги – это не мильтон вовсе, а пугало огородное, вот кто он на самом деле. Ручка у него тоже с собой имеется. Алюминиевый стержень с отверстием внутри. Самоделка армейская.

Стальная дверь вдруг отворилась. В проеме стоял Царев. Сложив руки рупором, он сообщил:

– Все по-старому, парни. Ветром надуло тут одного. Лежит, отдыхает.

И клацнул со всей силы затвором, досылая патрон. Обороняться собрался.

Виноградов качнул головой. Всех известил своим присутствием. Труба иерихонская.

Добрались до стены и с облегчением вздохнули – прочесали весь цех. Никого не обнаружили и остались живы.

– Не могли они отсюда уйти, – ворчал Виноградов. – На пол смотрите, на стены…

Мужики пошли вдоль стены и в самом углу обнаружили электрический щит. Створки распахнуты. Трехфазный рычаг опущен книзу. Из трех плавких вставок одна отсутствует. Степаныч прикинул свой алюминиевый «карандаш» – точно подходит. Нужно лишь дожать слегка, чтобы в пружинистые пазы вошел. Однако голыми руками вставлять нестандартный предохранитель опасно – подметки одни останутся. И те горелые. Это при условии, что плавкие предохранители смонтированы до разъема, что является явном нарушением правил. И ждать тоже некогда. Впрочем, подошвы у Степаныча толстые.

– Подержи, Боря, фонарик, – попросил отец.

Он прижал авторучку к контактам и с силой загнал в пазы. Затем взялся за рычаг и быстро поднял кверху. Под потолком принялись вразнобой моргать люминесцентные лампы.

Но свет мало что дал. У стены стоял конторского типа стол с настольной лампой. Пусто в цехе. Голые белые стены местами чернели от копоти и масляных брызг. Нет ни дверцы какой-нибудь, ни оконца. Сплошь тянутся монолитные бетонные блоки. Их пушкой не прошибешь.

Степаныч подошел к столу. Бетонный пол, черный от машинного масла. Ограждение из тонких труб, непонятно для чего сделанное, возвышается на метр рядом со столом. На полу тускло блестит стальной лист, отшлифованный бесчисленными подошвами. На краю листа виднеется стальной пруток. Лежа на поверхности, он никому не мешает. Но стоило его приподнять, как он превращался в ручку. Вероятно, к отводам снизу были приварены «пятаки».

– Взяли… – обрадовался Степаныч.

Он первым уцепился за ручку и потянул на себя. За другой край ухватился Борис. Лист весил не менее центнера. Виноградов, присев и выставив ствол, смотрел под крышку. Внутри оказался просторный лаз и бетонные ступени.

Иван Степанович кинулся в него первым.

– Куда ты, – ухватил его за руку Борис, но Степаныч выскользнул. У него в руках фонарь. Ему и шагать впереди.

Ступени уходили далеко вниз. В самом низу обнаружилась стальная дверь с замочной скважиной на ржавой поверхности. Дверь открывалась наружу, так что выбить ее было бы можно лишь с бетонными косяками. Вот и приехали. Бетонный колодец, из которого выход только наверх.

Степаныч прильнул ухом к замочной скважине и ничего не услышал. Тишина стоит. Сунут заточной с другой стороны и продырявят сквозь уши насквозь.

Ветеран испуганно отстранился от двери. Но ведь должен же быть хоть какой-то выход из данного положения. Вместо ручки к двери на уровне живота приварен кусок уголка. Степаныч плечом нажал на стальную поверхность и дернул дверь на себя. Внутри что-то щелкнуло, а сама дверь едва шевельнулась. Скорее всего, дверь закрыта на реечный замок либо на стальной крюк. Бесполезно даже пытаться ее открыть. Можно лишь еще раз осмотреть. И уйти, скрипя зубами от бессилия.

Степаныч осматривал дверь. Толщина листа миллиметров пять. Петли изготовлены токарным способом. Ничего не дал осмотр, кроме чувства безвыходности.

Ветеран уцепился за ручку-уголок и принялся дергать дверь. Изнутри слышалось слабое биение металла. Степаныч посветил в замочную скважину: вместо поперечных полос там темнела пустота. Рейки отсутствовали. Дверь оказалась заперта либо на крюк, либо на засов. Степаныч держался за ручку-уголок. Пальцы скользнули от бессилия по уголку, задевая под ним за что-то. Степаныч заглянул под него и обнаружил под ним массивную головку болта. Это уже что-то, но головка прихвачена сваркой к двери. Не открутить. Да и чем крутить?! Рожковым ключом и обыкновенную-то гайку не осилить порой – здесь не поможет даже накидной ключ. Нужна газорезка. Степаныч помнил: наверху стоял кислородный баллон – синий! – и лежали шланги с большим резаком. А под столом стоял красный пузатый баллон с пропаном.

Пропан с кислородом – это выход. Если, конечно, емкости не пустые. Степаныч кинулся кверху.

– Куда ты!

– Борис попытался остановить отца. Однако Степаныч лишь махал рукой – не приставайте. Некогда ему…

Выскочил наверх, разевая рот, словно чебак, вынутый из воды, – воздух тяжелый внизу. Уцепил связку шлангов и принялся разматывать. Глухо звякнул о пол гаечный ключ, лежавший рядом. Накинул редуктор с кислородным шлангом на синий баллон и затянул ключом. Радуясь, выкатил из-под стола красный баллон – с пропаном. Внутри перекатывалась знакомая тяжесть. Соединил с ним другой шланг, затянул ключом, подал давление. Стрелка манометра вздрогнула и остановилась у цифры два. Достаточно. Кинулся к кислородному баллону, двинул двусторонний рычаг, и сразу почувствовал, как напряглись кислородный шланги. Давления было достаточно. Степаныч поднял с пола резак, двинул левым вентилем – шипит. Двинул правым – то же самое. Включил «режущий» – метет по полу мелкий мусор.