— Сысцов?

— Да, Иван Иванович, наш общий друг! Бывший комсомолец, спортсмен, да и просто представительный мужчина... А? — Пафнутьев весело глянул на Пахомову.

— Бывает, — сказала она холодновато. — А какой приятный разговор был, Павел Николаевич, — Пахомова горестно щелкнула язычком.

— Вам неприятно о нем говорить?

— Да нет... Поговорим. Если служба требует.

— Какая служба, Лариса Анатольевна! Вы напоили меня совершенно потрясающей водкой, вот и потянуло на воспоминания.

— А ведь я однажды вас крепко выручила, Павел Николаевич, — вдруг сменила тему Пахомова, и Пафнутьев понял — она захмелела гораздо больше, чем он.

— Да-а-а?

— Это я вооружила вашего мальчика...

— Да, вы говорили мне по телефону.

— Я вручила ему пистолет, и он смог разобраться со всеми, кто того заслуживал. А пистолет принадлежал генералу Колову. Номерной пистолет.

— Что-то пропал наш генерал, — подхватил Пафнутьев.

— С тех пор и пропал, — кивнула Пахомова.

— Наверное, повышение получил, — предположил Пафнутьев. — Ввысь вознесся.

— Вознесся, — усмехнулась Пахомова. — Выше не бывает.

— В министерство?! — по-дурацки ужаснулся Пафнутьев.

— Ладно, Павел Николаевич, ладно... Мы с вами знаем, куда он вознесся. Мир праху его. Еще по глоточку?

— Не мешало бы, — охотно подхватил Пафнутьев.

На этот раз Пахомова налила опять поровну, но чуть поменьше. Если первый раз она испытывала гостя, наливая явно больше положенного, то теперь, когда Пафнутьев испытание выдержал, она налила уже более гуманно.

— За победу! — воскликнул Пафнутьев все с те же куражливым подъемом.

— Над кем? — удивилась Пахомова.

— Над силами зла. Как мы их понимаем. У нас у каждого свои силы зла. Разве нет?

— Что-то в этом есть, — протянула Пахомова.

Оба выпили и не торопились закусывать, общаясь с текилой наедине, без колбасы и лимона.

— Вы что-то говорили о Сысцове? — напомнил Пафнутьев.

— Я?!

— Вроде того, что заглядывает, текилой балуется, о жизни разговоры разговаривает, а?

— Компаньоны мы, Павел Николаевич, — устало проговорила Пахомова.

— В чем?

— В этой самой туристической фирме. Кстати, у нас бывают горящие путевки. На треть дешевле. Подумайте.

— А чего думать? Я уже согласен ехать! Сегодня, — Пафнутьев посмотрел на часы, — уже поздновато, не успею собраться. А вот чуть попозже...

— С женой желаете?

— А надо ли?

— Вам решать, — усмехнулась Пахомова. — Но я бы не советовала. Нет никакой надобности брать с собой еще кого-либо.

— Значит, фирма принадлежит вам с Сысцовым? Вы вроде как совладельцы? Я правильно понял?

— Владелец — Сысцов. А я — директор. Если проще — наемный работник.

— Зная Сысцова, могу предположить, что воз приходится тянуть вам?

— Да, вся текущая работа на мне.

— А он определяет политику?

— Какую политику? О какой политике речь? Мы не занимаемся политикой!

— Я имею в виду... Куда возить людей, сколько с них брать, как распределять доходы...

— Да, это на нем... Но должна сказать, Павел Николаевич, он прислушивается к моему мнению. Прислушивается! — Пахомова назидательно подняла вверх указательный палец. Жест получился откровенно пьяным.

— Это он посоветовал вам прикупить вторую квартиру?

— Ха! — рассмеялась Пахомова. — Да он сам ее и прикупил. Но я частями выплачиваю ему долг, так что скоро квартира будет моей. Совсем скоро.

— У него здесь свой кабинет? — решился Пафнутьев на шалый вопрос.

— Спаленка.

— Это правильно, — одобрил Пафнутьев. — Разумно. Практично. Или, как говорят ученые люди, целесообразно. Кто в основном пользуется вашими услугами?

— Какими услугами? — не поняла Пахомова.

— Услугами фирмы.

— А, — она протянула с облегчением. — Разные люди... Есть челночники, старички со старушками на старости лет вдруг решают посмотреть мир, юные влюбленные, да и не только юные. Бывает, людям просто оторваться хочется.

— Есть и постоянные клиенты?

— Есть, — кивнула Пахомова, но ничего пояснять не стала. Плеснула себе немного текилы, вопросительно посмотрела на Пафнутьева.

— Нет-нет, — поспешно сказал он. — Много доволен. Мне еще на службу.

— Докладывать об успехах? О том, что вы здесь увидели, услышали?

— А также о том, что я здесь принял.

— Что же вы приняли?

— Текилу.

— А, — и опять в голосе Пахомовой прозвучало столь явное облегчение, что Пафнутьев только сейчас понял, в каком напряжении находится хозяйка, с каким ужасом ждет она каждого вопроса.

— Скажите, Павел Николаевич, а чем, собственно, вызван ваш приход ко мне? В прошлый раз вы пришли, когда убили моего мужа... Это было понятно. А сейчас?

— Сейчас тоже кое-кого убили, — негромко обронил Пафнутьев, неуверенный, что следует об этом говорить, именно в эти минуты, именно в этой квартире. Откинувшись в кресле и подняв беззаботные свои, простоватые глаза, полные признательности за выпитую текилу, он вдруг наткнулся взглядом на девушку, которая недавно подавала чай. Она стояла в дверях совершенно белая, и руки ее судорожно мяли кружевной, накрахмаленный, выглаженный передник. На Пафнутьева она смотрела широко раскрытыми глазами, полными ожидания следующих его слов.

И он поспешно опустил глаза к столу, машинально взял свой пустой стаканчик, повертел, как бы убеждаясь, что он безнадежно пуст, и снова поставил на стол.

— Может, все-таки добавить? — спросила Пахомова.

— Все-таки нет, Лариса Анатольевна. Спасибо.

— Кого же убили на этот раз?

— Двух молодых прекрасных девушек. — Пафнутьев осторожно бросил взгляд в сторону горничной, но ее в проеме двери уже не было. «И хорошо, — подумал он. — Не надо бы ей вот так явно выдавать свои чувства. Пусть слушает из кухни, не показываясь».

— Вы считаете, что я имею к этому какое-то отношение? — спросила Пахомова.

— У меня нет таких оснований.

— Но вы все-таки пришли...

— Обе пользовались вашими услугами, Лариса Анатольевна. И не один раз.

— Вы хотите сказать... Вы хотите сказать, — и она опять запнулась, опасаясь выдать себя вопросом. Да, вопросами люди выдают себя чаше, нежели ответами, как бы при этом ни лукавили, как бы ни хитрили. — Что вы хотите этим сказать? — нашлась наконец Пахомова.