Подозревая, что ожидание может затянуться, Ломтев сел в одно из многочисленных кресел холла, закинул ногу на ногу и закурил трубку.

Ломтеву доводилось убивать людей и раньше, но, в основном, это было в бою, и, по большей части, на куда большей дистанции. Несколько раз ему приходилось драться и врукопашную, но там он не мог поручиться за результат, слишком уж много неразберихи было вокруг.

Этот случай, конечно же, отличался.

Убийство было хладнокровным, обдуманным, продиктованным обстоятельствами. Ломтев не чувствовал ни адреналинового «отходняка», случавшегося у него после боя, ни удовлетворения от хорошо проделанной работы.

Он убил врага. Не самого главного, и даже не самого крупного, скорее всего, одного из многих, и там, откуда взялся этот, наверное, найдутся еще сотни, и в принципе, эта смерть решала только одну из задач, никак не затрагивая остальные, и все же, Ломтев не жалел о своей выборе.

Возможно, этим он подписал смертный приговор и себе и Ирине. Но если бы он этого не сделал, от них бы избавились все равно. А так у него появился хоть какой-то шанс встретиться с кем-то, кто принимает чуть больше решений, чем Крестовский. Возможно, не с главным заговорщиком, но с кем-то из его ближнего круга.

Конечно, если он посчитал верно, и особняк сейчас не оцепляют закованные в боевые костюмы боевики СИБ.

Или привлеченный волей императора сыночек не готовится пойти на штурм.

И поскольку существовал только один способ узнать, правильно ли он посчитал, Ломтев продолжал курить и терпеливо ждать.

* * *

Статский советник Григорьев скрестил руки на груди.

На этот раз он принимал графа Бессонова в своем кабинете, не таком большом и роскошном, как об этом мог бы подумать кто-нибудь из обывателей. Здесь не было дизайнерских изысков или бросающихся в глаза излишеств, все было подчинено функциональности.

В этом кабинете не принимали праздных гостей.

Здесь работали.

— Хоть вы меня чем-нибудь порадуйте, граф, — сказал Григорьев.

— Поиски стрелка зашли в тупик?

— Мы отследили винтовку, но этот путь ожидаемо закончился ничем, — сказал Григорьев. — Ее ввезли в страну нелегально, продали через черную сеть, отследить транзакции нам не удалось. Стрелок, скорее всего, покинул район на машине каршеринга, используя для этого взломанный аккаунт.

— Следы прошлой весны?

— Да, увы, — сказал Григорьев. — Взлом базы персональных данных, информация о сотне тысяч подданых утекла в черную сеть, с последствиями этого прокола мы будет сталкиваться еще долгие годы. Нам также удалось установить номер телефонного аппарата, которым он пользовался, но… вы понимаете.

— Телефон куплен на подставное лицо, взломан и брошен сразу же после окончания акции?

— Именно так, — сказал Григорьев. — Его методы эффективны, они работают, но они… грубы? Недостаточно изящны? Он оставляет слишком много следов, и, хотя до сих пор они нас на него не вывели, я могу предположить, что наш стрелок — не профессионал. Талантливый любитель, и, до определенного момента, ему не приходилось считать деньги.

— Террорист-одиночка?

— Возможно, небольшая группа, — сказал Григорьев. — Возможно, их финансирует кто-то из наших врагов, но они не часть организации. Они сами по себе.

— Бойня на фудкорте вписывается в эту картину, — заметил Бессонов. — Похоже, наш стрелок работал с Сопротивлением. Или пытался с ними работать, но они не сошлись во взглядах.

— Сопротивление финансируется английской разведкой, — сказал Григорьев и тут же поправился. — Финансировалось. Это установленный факт. Но с тех пор, как был застрелен их публичный лидер, они прекратили всякие контакты как с британцами, так и с кем бы то ни было вообще. Похоже, Сопротивление окончательно развалилось и больше мы о нем ничего не услышим.

— Вы так говорите, как будто на самом деле об этом сожалеете.

— А я и сожалею, — сказал Григорьев. — Потому что место силы пусто не бывает, и если из этой ниши уйдет Сопротивление, туда придет кто-нибудь другой. Какое-нибудь Народное Ополчение или Подполье, с новыми лидерами, но старыми лозунгами. Мы это уже много раз проходили. А я предпочел бы иметь дело со старым Сопротивлением, мягким, слабым, контролируемым, про которое нам практически все было известно. Людям все равно потребуется место, чтобы выпустить пар, так что я бы предпочел держать руку на клапане.

— Чтобы вовремя его перекрыть?

— Если пара будет слишком много, им можно обжечься, — сказал Григорьев. — Если же его вовсе не выпускать…

— Будет взрыв, — сказал Бессонов.

— Как бы там ни было, непубличные лидеры Сопротивления легли на дно, а кое-кто уже уехал из страны, — сказал Григорьев. — Мы побеседовали с несколькими из них, и все они отрицают любое сотрудничество со стрелком.

— Это ни о чем не говорит, — сказал Бессонов. — Я бы на их месте тоже отрицал.

— Поверьте, мои люди умеют спрашивать, — сказал Григорьев. — Возможно, стрелок имел дело с теми, кто на данный момент уже мертв, а остальные просто не знали.

— Или кто-то его руками выкашивает политическое поле, — сказал Бессонов.

— Бросьте, граф, — сдержанно рассмеялся Григорьев. — Все эти убийства имеют отношение к политическому полю лишь опосредованно. Политику вершат не те люди, до которых наш стрелок сумел добраться. Все убитые им люди, по большому счету, это мелочь, которая ничего не решает. А с теми, кто на самом деле вершит судьбы империи, такими методами не совладать.

— Да, вы правы, — сказал Бессонов. Если бы стрелок мог добраться до кого-нибудь из старших рода, вряд ли бы он стал отстреливать молодежь у ночных клубов.

— В любой стране, сколь бы благополучна и стабильна она ни была, у определенной части общества всегда будет запрос на революционные изменения, — сказал Григорьев. — И вовсе не потому, что эта часть общества лишена прав или угнетаема, у радикализма может быть много причин, особенно, если эту почву будут подпитывать агенты влияния наших врагов. С этой частью общества мы и работает, и цель наша — не допустить, чтобы из одной искры возгорелось пламя лесного пожара, который уничтожит нас всех. Но довольно общих слов. Чем вы меня можете порадовать, граф?

— Боюсь, что радовать особо нечем, — сказал Бессонов. — После того, как мне удалось связать эпизод со стрельбой с бойней на фудкорте, мое расследование тоже зашло в тупик, и у меня нет новых зацепок. Более того, я перестал видеть лицо стрелка.

— Как это может быть?

— Теперь там расплывчатое пятно на том месте, где раньше было лицо, — сказал Бессонов. — Я с таким пару раз сталкивался и раньше.

— И что это означает?

— Как правило, это означает, что его внешность изменилась, — сказал Бессонов.

— Пластическая хирургия?

— Или чей-то дар, — подтвердил граф. — Но, скорее первое, ведь подобные специалисты