Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это было перепачкано – я поневоле отвернулся. "Счастливчик", поймав мой брезгливый взгляд, тут же изобразил на своем лице надлежащее отвращение:
– Да, вещи сейчас в грязи, но мы почистим, помоем – и пожалуйста!..
– Но зачем это вам? – искренне удивился я.
– Ведь "техника" – негодная, сломанная?
– О, Гена у нас ба-альшой специалист! – вступила в разговор женщина, а "бейсболист" смущенно потупился. – Он у нас вмиг любую вещь починит, исправит, и будет, как новая!..
Но в это время, крадучись, как недавно я, вышел из подъезда кто – то из жильцов с огромным свертком, направился к соседнему мусорному баку. Гена и его сожительница стремительно рванули туда, даже не попрощавшись.
Не успел я сойти с крыльца магазина «Россия», как дорогу мне загородило странное трио. Старичка покупателя заботливо вели под руки с одной стороны продавщица, с другой – грузчик. Сначала я подумал, что работники торговли, сочувствуя дряхлости посетителя, помогают ему взобраться на крыльцо.
Но, оказалось, я ошибся. Старичок был бодр и свеж. И даже активно вырывался из рук своих помощников. Только тут я заметил в руке продавщицы авоську, принадлежавшую пожилому покупателю. Из авоськи торчал хвост огромной рыбины, не то горбуши, не то семги. Из-за нее-то, как впоследствии выяснилось, разгорелся весь сыр-бор.
Заинтригованный необычной ситуацией, я вместе со странным трио вернулся в магазин.
А здесь, в торговом зале, пожилой покупатель, освобожденный от цепких объятий, был прижат к стенке торжествующей продавщицей. Дознавательный и воспитательный процесс пошел.
– Стибрил рыбу? – строго спросила работница торговли, размахивая крупной водоплавающей перед носом проворовавшегося покупателя.
Последнему на вид можно было дать никак не меньше шестидесяти лет. Ясно, что правонарушители такого возраста плохо поддаются перевоспитанию. Но труженицу прилавка разве смутят подобные трудности?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – лепетал старичок, действительно нелегко включаясь в процесс перевоспитания.
– Ага! Не знаешь! – радостно возопила продавщица. – Вы слышали? – обернулась она к коллегам. – А вот я сейчас милицию вызову!
– Зачем милицию? Да, я взял эту рыбу! – выдохнул старичок.
– Украл? И не стыдно тебе?
– Стыдно…
– Громче!
– Очень стыдно!
– Это еще не все! – не успокаивалась продавщица. – Я вот сейчас милицию вызову!
– Милицию! – теперь уже повысил голос старичок. – А зачем тогда весь этот разговор: стыдно – не стыдно?
Молчавший грузчик ехидно улыбнулся по адресу продавщицы: ловко, мол, сумел покупатель вывернуться!
– Ладно, – согласилась и продавщица с веским доводом старичка, – только вот что мне скажи: зачем ты взял самую дорогую рыбу?
Тут работница торговли взвесила похищенное на весах и на весь магазин торжественно объявила:
– Один килограмм сорок пять граммов!
Все продавцы с горестным изумлением закачали головой.
– У меня пенсия маленькая…
– Маленькая? – продавщица обвела пальцем собравшуюся толпу, некстати указав и на богато одетую даму. – У всех маленькая! Так что же, теперь всем воровать?!
– У меня желудок рыбки захотел…
– Рыбки? А вот килька, вот рыбка подешевле. Так нет – украл самую дорогую!..
Грузчик зевнул и, заскучав, направился в подсобку. Старичок, увидев свободным путь отступления, стал бочком подвигаться к выходу.
– Так захотел мой желудок! – совсем осмелев, объявил, ретируясь, он.
– Я тебе дам – желудок! – вновь, разъярясь, крикнула продавщица. – Как тресну по шапке – голова покатится!
Но старичок вряд ли слышал эту угрозу, он уже бежал по улице.
На следующий же день мне пришлось наблюдать в автобусе маршрута N 7 процесс перевоспитания воришки, на этот раз с применением рукоприкладства.
– Чего вы деретесь?! – вдруг раздался душераздирающий крик подростка недалеко от водительской кабины.
– Я тебе покажу, как кошельки воровать! – раздался в ответ солидный женский бас.
Оказалось, что какой-то дурно воспитанный подросток забрался проворной ручонкой в сумку одной из пассажирок. И теперь она сама, на свой страхи риск, занималась перевоспитанием карманника.
– Да чего вы деретесь?
– Я т-тебе покажу!.. Голова карманника была надежно прикрыта капюшоном пуховика, и он вопил больше для виду – с целью разжалобить как потерпевшую даму, так и пассажиров автобуса. А дама в перерыве между тумаками, которыми перевоспитывала (по крайней мере, так считала она) вора, рассказывала окружающим:
– Надо же! Уже два бумажника сперли! Сегодня был бы третий, да, слава Богу, углядела! То-то, смотрю, этот негодяй все к моей сумке жмется!..
– Да чего вы деретесь! Не дают спокойно ехать!
– Я тебе покажу спокойно!..
Наконец подросток выскочил на следующей остановке, а в автобус вошел… милиционер.
– Зачем же вы вора отпустили? – попрекнула «воспитательницу» невесть откуда взявшаяся кондукторша. – Мы бы его в милицию сдали!
– Ой, и не мечтайте! – горячо вступила в разговор одна из пассажирок. – У меня на этой неделе тоже чуть было кошелек подросток не стянул. Сдала я его в отделение милиции. И что же вы думаете? Встретила я воришку через час… на улице!
– Это запросто! – неожиданно подтвердил милиционер. – Такие кражи трудно доказать – нужны свидетели. Вот кто из вас, уважаемые пассажиры, пойдет свидетелем только что совершенного юнцом преступления?
Все пассажиры, как по команде, с задумчивым видом уставились в окно. Проплывавшие за автобусным окном городские виды волновали их гораздо больше, чем недавнее происшествие. Никто не откликнулся на слова милиционера…
Воровство между тем растет. И потерпевшие вынуждены подчас собственными силами проводить мероприятия дознания и перевоспитания. Результаты такой самодеятельности могут быть самые неожиданные.
Редко нынче услышишь в нервной толпе наших сограждан по-настоящему культурный разговор. Тем более приятно было стать свидетелем утонченно вежливого диалога молодых интеллигентных мужчин. Один из них, как и все мы, нетерпеливо ожидал прибытия троллейбуса. А другой «причалил» к остановке на «Мерседесе» и приветливо помахал рукой.
– Здравствуй, Николай! Как дела?
– Здравствуй, Петя! – махнул рукой Николай… и засмущался своей запыленной штормовки, рюкзака за спиной, набитого картошкой.
Но владелец «Мерседеса», – сразу видно, человек культурный, он и виду не подал, что заметил смущение приятеля, – продолжал допытываться: