Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленький брезгливо улыбнулся, отвернувшись, тихо сказал:
– Я спал нормально. Нормально. Я долг свой выполнял! Долг! И не тебе меня судить! Не тебе! Все было по совести! По совести!
– По совести говоришь?! Значит невиновных под расстрел подводить, по совести было? Это у тебя совесть называется?
Но Маленький окончательно пришел в себя. Минутная слабость прошла. Андрон Кузьмич вновь стал спокойным и уверенным. Он посмотрел на Клюфта и скептически спросил:
– Что тебе от меня надо?! Что?! Столько лет прошло. Тогда время такое было. Время! Борьба шла! Борьба! И если бы мы не боролись, то не было бы всего сейчас! Не было! Пойми, история такая была.
– Ах, история говоришь! А те невинные души, что ты загубил, все на историю спишешь?
– Ну, ты же жив остался?! Жив! Что тебе надо?! Ты же живой! И не известно еще, как ты жив остался? Не известно! Поквитаться пришел?! А за что?! Что изменить-то хочешь?! Пойми, кто-то всегда, должен быть палачом! Должен! Такова жизнь и не тебе ее менять! Не тебе! Что ты от меня хочешь? Убьешь меня? Убьешь?!! Тебе от этого легче станет?! Да нет! Потом сам мучиться будешь! Ты же правильный! И по совести жил! А я тоже по совести! Только по своей!
Клюфт разозлился, он схватил Андрона Кузьмича за руку.
– Да, ты прав! У нас разная совесть! Только вот твоя от моей отличается! Отличается! Слышишь! Но есть суд! Высший суд!
Маленький вырвал руку из захвата:
– А, Бога вспомнил?! Ты же атеистом был?! Что вдруг так? Или напомнить тебе?!
– Я, все равно никого не убивал! Никого! И на смерть людей не толкал! А то, что в молодости ошибки делал, правда. Но я верил в справедливость, всегда!
– В справедливость говоришь? Какую такую справедливость? Для кого? Я тоже верил в справедливость! Верил! И в чем разница между моей справедливостью и твоей? Слюнтяи! Вы всегда только пафосные словечки говорили! Сами-то грязной работы всегда боялись! Справедливость! В чем она ваша справедливость?! Бога вспомнил?! Поквитаться хочешь, небось?! Что тебе это даст?! Что?! Ты сам то, чем от меня отличаешься! А Клюфт? Чем? Враг народа?! А что ты сделал для народа-то? Говорильню устраивал! Много вас таких было ловких на словцо! Говорили, говорили, договорились! Чем ты от меня-то сейчас отличаешься? Такой же как я!
Клюфт побледнел. Резко давило грудь. Стало не хватать воздуха. Но старик сумел найти силы и вымолвил:
– Заткнись! Ты не у себя в кабинете в НКВД! На руки то свои посмотри! Ты хоть тяжелее ручки не чего в своей жизни не держал, но писал-то протоколы свои кровью! Кровью! Людской! Ордена нацепил? За что эти ордена? Сволочь ты! А жизнь твоя мне не нужна. И мстить тебе я не собираюсь!
– Руки в крови?! Нет! Я эту кровь за праведную не считаю! И если ты о Боге заговорил, то знай! Кровь лилась всегда! Кровь будет литься! И всегда кто-то будет не доволен! И никто не хочет умирать, хотя все говорят, что смерти не боятся! А может, это я дал им шанс, как говоришь ты, за веру умереть! За идею! Всегда, кто-то должен дать шанс за веру умереть! За идею! Ну не было бы меня? И что? Кому хуже бы было! Да вам! Крикунам! А, потому как бы вы сейчас из себя бы мучеников не смогли бы корчить!
Клюфт, держась одной рукой за грудь, с трудом ответил:
– Нет, я смерти твоей не хочу, напротив, я хочу, чтобы ты жил подольше! Но только не так как сейчас. Когда ты ходишь в парк гулять и на скамейках газетку читаешь. А так, чтобы ты один остался! Один! И что бы ты каяться начал! В одиночестве! И так мучался! Понимаешь? Мучался!
Андрон Кузьмич рассмеялся. Он смеялся над собой. Ему стало даже стыдно, что минуту назад он боялся этого человека:
– Ой! Клюфт! Ой! А я уж было испугался! Думал, ты меня вон сейчас убивать будешь. А тут вон как! Ты как был слюнтяем и размазней, так и остался. Не сделали из тебя лагеря волка. Что? О чем ты? Какой там я один? Да я живу и в ус не дую! Мне не надо ничего! Мне все дали! И хоть власть эта сучья и продажная, а она меня кормит. И неплохо кормит! А знаешь Клюфт, какая у меня пенсия?
Клюфт ловил ртом воздух. Он откинулся на лавку и тихо шептал:
– Не спать тебе теперь спокойно! Не спать! Хоть ты и храбришься тут! А все это маска твоя! На самом деле, ты от каждого старика шарахаешься, потому как боишься, а вдруг это, один из твоих безвинных жертв!
– Не дождешься! Нет! Не буду я мучиться! Не за что! Вам назло! Только вот вы то, уже, наверное, ответить не сможете! Вы! Вас не будет!
Клюфт закрыл глаза. Ему было трудно говорить. Грудь сдавило. Но старик нашел в себе силы.
– Да. Вы живучи. Да. Ты прав. Но все равно, добро должно победить! Ведь вот ты сам веришь в добро? А? Андрон Кузьмич? Ты веришь в добро?
– Я знаю Клюфт, ты хорошо говорить умел. Тогда в тридцать седьмом ты тоже здорово говорил. Мне даже нравилось. Инной раз я заслушивался тебя на допросах. Но слова и жизнь – это разные вещи. Слова, это колебание воздуха, которое прекращает быть энергией уже через мгновение. А вот жизнь гораздо прозаичнее. И тогда там, в подвалах нашего управления я понял это! Я понял, что если вот так поддаться эмоциям и стать заложником слов, то все, гибель!
Но Клюфт этого уже не слышал. Он потерял сознание. Маленький, увидев это, вскочил с лавки. Он с недоверием крикнул:
– Эй! Что за черт! Ты, что тут за концерт устроил? Эй, Клюфт? Очнись! Ты, что пьян?!
Андрон Кузьмич с опаской дотронулся до руки Клюфта. Затем пошевелил старика за плечо. Понимая, что Павел Сергеевич без сознания, Маленький отпрянул от него, словно перед ним был уже покойник.
– Нет! Только этого мне не хватало! Нет! Трупов мне тут не хватало! Пошел погулять! Нет, это не по мне!
Андрон Кузьмич резко повернулся и пошел прочь от лавки по аллеи. Но через несколько шагов остановился в нерешительности. Повернувшись, он посмотрел на оставшегося одного Клюфта и достал из кармана сотовый телефон.
– Алло! Алло! Скорая! Человеку плохо! Человеку! Городской парк северная аллея! Третья скамейка! Что? Фамилия? Клюфт! Как зовут? Да откуда я помню, как его зовут? Эй! Девушка это я не вам! Не знаю я, как его зовут! Возраст? Да откуда я знаю! Ну, лет восемьдесят с гаком! Сердце у него! Сердце! Губы посинели! Уж приезжайте быстрее!
Маленький вернулся на лавку. Посидев, он расстегнул верную пуговицу, на рубахе у Павла Сергеевича и тяжело вздохнув, спросил сам у себя:
– А оно мне это надо?
Скорая приехала минут через двадцать. Врач, молоденькая девушка, прощупав пульс у Клюфта, кивнула водителю и фельдшеру что бы они достали носилки. Павла Сергеевича уложили на них и поместили в машину. Маленький, наблюдая за этим, тревожно спросил:
– Вы, в какую больницу его повезете?
– В шестую городскую. А вы кто? Родственник? – ответила вопросом на вопрос врач.
– Нет,… хотя нет. Родственник. Почти… что. Дальний… так в шестую говорите?