– Это маниакальный бред.

– Как правило, мы не тратим времени на вопросы, граничащие с маниакальным бредом. Есть люди, готовые присягнуть, что Китайская Прибрежная Республика, которой я служу, пронизана тайными агентами КриптНет. Сам я в этом сомневаюсь. Даже если так, меня они занимают, лишь когда совершают преступления в пределах моей юрисдикции.

Да и что бы это изменило, добавил судья Ван про себя. Китайская Прибрежная Республика так и так насквозь пронизана коррупцией. Враждующие финансово-промышленные группировки проглотят самый мощный всемирный заговор и даже не поморщатся.

До судьи Вана дошло, что все смотрят на него, ожидая продолжения.

– Вы замечтались, ваша честь, – сказал PhyrePhox.

С судьей Ваном в последнее время это случалось, и все по одному и тому же поводу. Продажное и некомпетентное правительство для Китая не новость. Сам Учитель в беседах с учениками все время советовал, как соблюсти себя на службе у порочных владык. «Воистину благородный муж был Цюй Боюй! Он шел служить, когда страна управлялась правильно, и мог скрывать свои способности, когда страна управлялась неправильно». Одно из главных достоинств конфуцианства – в его гибкости. Западное политическое мышление слишком хрупко; когда государство разлагается, все остальное теряет смысл. Конфуцианство, как пробка, остается на плаву, что в ключевой воде, что в нечис- тотах.

Тем не менее судью Вана все чаще терзали сомнения, есть ли у его жизни смысл в контексте Китайской Прибрежной Республики, государства, почти начисто лишенного добродетели.

Если бы Китайская Прибрежная Республика хоть верила в добродетель, она могла бы возвыситься до лицемерия.

Он отвлекается. Вопрос не в том, как управляют Прибрежной Республикой. Вопрос в нелегальном вывозе младенцев.

– Три недели назад, – сказал судья Ван, – вы прибыли в Шанхай дирижаблем и, после недолгой остановки, отправились по Янцзы судном на воздушной подушке. В качестве цели путешествия вы указали желание снять документальный материал о новой криминальной банде, – здесь судья Ван сверился с бумагами, – называемой Кулаками Праведной Гармонии.

– Это тебе не задрипанная Триада, приятель, – торжествующе улыбнулся PhyrePhox. – Это – семя династического мятежа.

– Я видел ваши передачи, – сказал судья Ван, – и сделаю свои заключения. Сейчас речь не о будущем Кулаков.

PhyrePhox был явно не согласен; он вскинул было подбородок и открыл рот, чтобы возразить, потом передумал и удрученно помотал головой.

– Два дня назад, – продолжал судья Ван, – вы вернулись на сильно перегруженном речном судне вместе с несколькими десятками пассажиров, в основном крестьян, бегущих от голода и междоусобных конфликтов. – Теперь он зачитывал из отчета портового инспектора, осматривавшего лодку. – Я заметил, что часть пассажиров – женщины с девочками в возрасте до трех месяцев. Судно обыскали на предмет контрабанды и пропустили в порт. – Судья Ван мог не добавлять, что такому осмотру грош цена; на инспекторов частенько накатывала странная рассеянность, особенно при виде денег, сигарет в блоках и подозрительно любвеобильных пассажирок. Однако чем более коррумпировано общество, тем больше его чиновники склонны потрясать такими бумажками, словно Священным Писанием, и судья Ван, когда это соответствовало высшим целям, умел не отставать от других. – Все пассажиры, включая младенцев, прошли обычные формальности, с них были сняты отпечатки пальцев, сетчатки и тому подобное. С прискорбием должен отметить, что чтимые коллеги из канцелярии начальника порта отнеслись к этим данным без должного внимания, иначе они заметили бы значительное расхождение между биологическими характеристиками молодых женщин и их якобы дочерей. Возможно, им помешали более важные дела.

Судья Ван не сказал, что шанхайские чиновники куплены КриптНет, однако невысказанное обвинение осталось висеть в воздухе. PhyrePhox всем своим видом показывал, что его это не касается.

– Днем позже, в ходе рутинного расследования организованной преступности на Арендованных территориях, мы поместили прослушивающее устройство в помещение, которое по документам числилось пустым, а по нашим данным – использовалось в незаконных целях, и с изумлением услышали детский плач. Констебли незамедлительно выехали на место и обнаружили двадцать пять девочек, принадлежащих к ханьской расовой группе, под присмотром восьми молодых крестьянок, недавно прибывших из сельских районов. На допросе женщины показали, что их нанял некий ханьский джентльмен. Личность его пока не установлена. Младенцев осмотрели. Пять из них были на вашей лодке, мистер PhyrePhox – биологические данные совпадают полностью.

– Если кто-то на лодке контрабандно вывозил детей, – сказал подозреваемый, – то при чем здесь я?

– Мы допросили хозяина лодки, – сказал судья Ван. – Он показал, что вы наняли его и оплатили дорогу.

– Мне надо было в Шанхай, я арендовал лодку. Женщины хотели туда же, я согласился подбросить.

– Мистер PhyrePhox, пока вас не начали пытать, позвольте объяснить, что я об этом думаю. – Судья Ван подошел почти вплотную и посмотрел обвиняемому в глаза. – Мы тщательно обследовали младенцев. Похоже, о них хорошо заботились – не морили голодом и не подвергали насилию. Почему, в таком случае, я занялся этим делом?

Ответ надо искать не в моих обязанностях окружного магистрата и даже не в конфуцианской идеологии как таковой. Это вопрос расового сознания, мистер PhyrePhox. Когда европеец нелегально вывозит ханьских детей в Шанхай, а отсюда, надо полагать, за границу, во мне, как и во многих китайцах, просыпаются глубинные, я бы сказал даже, первобытные чувства.

Во время Боксерского восстания* прошел слух, будто миссионерские приюты на самом деле – бойни, где белые доктора готовят европейцам снадобья из глаз ханьских младенцев. Многие ханьцы поверили в эти слухи, чем во многом объясняется особая жестокость восставших. Однако этот факт еще и отражает печальную предрасположенность к расовым страху и ненависти, дремлющим в груди каждого человека, какого бы роду-племени он ни был.

Вывозя детей, вы вступили на ту же чрезвычайно опасную почву. Возможно, девочки предназначались в благополучные и любящие семьи не ханьских фил. Хорошо, если так, – вас накажут, но не убьют. Однако где уверенность, что цель – не трансплантация органов, и беспочвенный слух, толкнувший крестьян штурмовать сиротские приюты, не осуществился в вашем случае с точностью до буквы. Ясно теперь, из-за чего сегодня тут посиделки?

В начале монолога PhyrePhox хранил свое обычное выражение – пофигистскую полуухмылку, которая, как решил судья Ван, выражала не насмешку, а скорее рассеянное недоумение. Как только прозвучали слова о детских глазах, допрашиваемый отвел взгляд, перестал улыбаться и перешел в глубокую задумчивость, а под конец даже начал отрешенно кивать.

Еще с минуту он кивал, уставясь в пол, потом просветлел и поднял взгляд на судью.

– Прежде чем я отвечу, – сказал он, – прикажите меня пытать.