Мэрилин оживила сеанс типичной остротой Монро.

— На вечеринку, устроенную в мою честь, для празднования успеха комедии «Зуд седьмого года» директор Билли Уайлдер приехал поздравить меня и сказал, что он собирается снимать другой фильм — «История Линдберга». Я разозлилась на него. Он не пригласил меня играть Линдберг.

Говоря о Билли Уайлдере, — добавила она, обернувшись у выхода, — мне нравится его комментарий обо мне, хотя вам, наверное, он не придется по душе. Он сказал:

— Мэрилин, держись подальше от психоаналитиков. Твое особое обаяние состоит в том, что у тебя обе ноги левые.

Она хихикнула, подняла руку и, погрозив мне пальцем, выскочила за дверь.

«Возможно, с Билли Уайлдером не все так просто», — подумала я и рассмеялась.

— Я знаю, что вам не терпится услышать больше о моей карьере, — сказала Мэрилин со злобным выражением лица. — Было бы неплохо, если бы вы интересовались мной как человеком, а не только как кинозвездой Мэрилин Монро. Но так как я лично не волную ни вас, ни кого-либо другого, мне давно следовало привыкнуть к этому. Поэтому давайте говорить о карьере, и раз и навсегда покончим с этим.

Мои чувства были задеты. Эта женщина хорошо представляет, что нужно сказать, чтобы ранить больнее. Конечно, меня интересовала ее карьера. А кого нет? И это то, о чем она больше всего говорит. Но было крайне несправедливо заявлять, что она безразлична мне как индивидуальность — мне, имеющей многолетнюю репутацию особенно сострадательного и преданного психотерапевта. Я очень хорошо знала, что мне следовало бы сказать другому пациенту в таком положении: что Мэрилин, склонная к паранойе, сделала бы это замечание, независимо от того, кто ее аналитик.

Кроме того, она известна своим трудным характером и знает, как обидеть человека. Хотя все это не очень-то успокаивало. «Может быть, мне лучше заняться собственным психоанализом, — промелькнула в голове мысль, — если я буду позволять пациентам, кинозвезда она или нет, Мэрилин Монро — моя пациентка, так сильно огорчать меня». Мне было очень обидно, и я решила, что разберусь с этим позже, оставшись наедине со своими чувствами, и подожду, пока психоанализ не приведет Мэрилин к пониманию того, что она осуществляет негативный перенос на меня и что именно женщины из ее детства не интересовались ею, а не я.

— Расскажите мне, о чем вы бы хотели поговорить, Мэрилин, — произнесла я с достоинством, как мне казалось, подобающим психоаналитику.

Видимо забыв о том, интересуюсь я ею как личностью или нет, Мэрилин принялась говорить о последних событиях в своей карьере. Весьма успешный фильм «Зуд седьмого года», сказала она, вышел на экраны четырьмя годами раньше, в 1955 году, и имел потрясающий успех, как в отношении кассовых сборов, так и у критиков. Мэрилин прославилась на весь мир как изумительная актриса, обладающая большим талантом и красотой.

Говоря о людях, которые не беспокоились о ней как о человеке, нельзя не упомянуть о кинокомпании «Двадцатый век Фокс». Не удивительно, что она думала, что люди (я, например) равнодушны к ней как к личности. Несмотря на то что она была их самой знаменитой актрисой и заработала им миллионы, студия «Двадцатый век Фокс» отказывалась снимать ее в серьезных ролях, которые она была готова играть, и продолжала выплачивать ей скаредную зарплату в соответствии с контрактом, который она подписала, когда была еще старлеткой.

Мэрилин понимала, что руководители студии, и в частности Дарил Занук, не верили в то, что она обладает способностями, необходимыми для выдающегося драматического исполнителя. Кроме того, они не хотели, чтобы она стала серьезной актрисой, независимо от ее желания. Она была весьма успешной, играя глупых блондинок в комедиях и мюзиклах, и они намеревались продолжать назначать ее на такие роли, которые приносили им кучу денег.

28 апреля 1959 г

— Сегодня я хочу рассказать вам о Милтоне Грине, который был очень важным человеком в моей жизни, — начала она. — Впервые я встретила Милтона в октябре 1953 года, насколько я помню, на вечеринке, устроенной Джин Келли. Я только что вернулась в Голливуд с места съемок фильма «Река, не текущая вспять», а Милтон приехал в Голливуд писать обо мне статью к фотографии на обложке журнала «Лук».

Первое, на что я обратила внимание: его улыбка и невысокий рост. Он был не намного выше меня. И он выглядел так молодо и мило.

— Как это возможно, — сказала я, — вы просто мальчик!

Чтобы не отстать, он ответил хрипловатым голосом:

— И вы просто девочка!

У него были красивые карие глаза, и он напоминал черноволосого ирландского паренька, который сидел рядом с тобой на уроке английского и опускал твои косички в чернила.

Я была очарована, когда он рассказал мне о своей страсти к фотографии. Он говорил, что хотел бы запечатлеть красоту, скрытую в сердцах людей, и осветить ее в элегантной и естественной манере. Это так соответствовало моему образу мыслей, что мы сразу же стали близкими друзьями и даже любовниками. Но наши отношения не продлились долго, потому что, откровенно говоря, он был не в моем вкусе. На случай, если вы забыли, доктор, напомню, что я предпочитаю более взрослых мужчин в постели, не мальчиков. Кроме того, его жена Эми и я вскоре стали близкими друзьями, и верите вы или нет, но у меня есть совесть.

Милтон не был похож ни на кого из моих знакомых. Мы ездили в пустыню и искали пейзаж со скалой и кактусом рядом, где он мог бы сфотографировать меня обнаженной. Когда я начала снимать мою одежду, он сказал:

— Не надо!

Я сказала:

— Я не против.

— Но я возражаю, — ответил он.

Мужчина, который не хотел, чтобы я разделась? Прекратятся ли когда-нибудь чудеса? Я сразу поняла, что мы будем друзьями.

Я рассказала ему, как меня огорчала ситуация с компанией «Фокс» не только из-за плохих ролей, которые я вынуждена была играть, но и потому, что они платили мне только полторы тысячи долларов в неделю, в отличие от Джейн Рассел, которая не была связана со студией долгосрочным контрактом и получала по сто тысяч долларов за фильм. Еще более важно то, что я хотела исполнять серьезные роли и работать с такими прекрасными актерами, как Марлон Брандо и Ричард Бартон, но главные распорядители киностудии «Фокс» только смеялись надо мной, когда я говорила об этом. Милтон согласился с тем, что это было очень несправедливо, и сказал, что он определенно мог бы помочь мне заработать больше.

Он попросил показать ему мой контракт и, изучив его, заявил, что договор потерял законную силу и я должна немедленно покинуть студию «Двадцатый век Фокс». Это было именно то, что я хотела услышать, так что одним неофициальным телефонным звонком я разорвала отношения с кинокомпанией. Им это очень не понравилось, но, как сказал Милтон, они ничего не могли поделать, поскольку закон был на моей стороне.

Я слышала, что это восстание против студии «Двадцатый век Фокс» помогло сломить сопротивление существующей системы киноиндустрии. Если это так, мне приятно, что я внесла свою лепту. Не люблю грабителей, даже если они работают на чрезвычайно успешное коммерческое предприятие, и я рада, что помогла обезвредить их. И если вы говорите, что я кастрирующая женщина, уважаемый психоаналитик, найдите себе другого пациента!