Следовало признать, что за то, что она как бы вновь обрела родителей, нужно благодарить Люка. Но в этом она признавалась только самой себе. В конце концов, она никогда больше не будет общаться с Люком Марчетти.

В дверь позвонили. Это он. Это должен быть он. Она не могла сдержать безграничной радости. Потом включился здравый смысл, и она вспомнила, что не разговаривает с ним. Лучше не открывать, притворившись, что ее нет дома. Но свет был зажжен, а Люк – очень настойчив.

Мэдди вздохнула. Вряд ли что-то изменилось с их последнего разговора. Люк недвусмысленно дал ей это понять, не явившись вчера к врачу. Это было самым лучшим доказательством того, что надеяться ей не на что.

В дверь снова позвонили, и она проворчала:

– Ладно, ладно, иду.

Мэдисон открыла дверь. Вместо Люка на ее крыльце стояла соседка по дому с корзиной цветов.

– Миссис Гэллоуэй! Здравствуйте, извините, что так долго не открывала.

– Привет, Мэдисон. Доставили цветы, но вы не открыли, и меня попросили их вам передать. Кто такой Люк?

– Там была карточка без конверта?

– Прикреплена прямо к ручке в центре.

Ну и пусть ее любопытная соседка знает имя отправителя. Все равно она не будет с ним встречаться. Хотя алые розы, штук двадцать пять, были очень красивы.

– Люк – это мой клиент.

Худощавая пятидесятилетняя блондинка подмигнула ей, передавая цветы.

– Возможно. Но, похоже, он надеется на что-то большее.

– Благодарю вас, миссис Гэллоуэй. Спасибо, что принесли цветы.

– Не забудьте пригласить меня на свадьбу. Спокойной ночи, дорогая!

– Хорошо. Спокойной ночи, – ответила Мэдди, закрывая дверь.

Когда цветочный аромат заполнил комнату, из ее глаз брызнули слезы.

– Проклятые гормоны, – пробурчала она, часто моргая. – Проклятая свадьба. И проклятый Люк.

Молодая женщина вошла на кухню и поставила цветы на стол.

– Чего он добивается? Видимо, хочет свести меня с ума.

В дверь снова позвонили.

– Наверное, это миссис Гэллоуэй нашла пропавший конверт, – сказала она вслух.

Она прошла через гостиную и открыла дверь. На пороге стоял Люк, засунув руки в карманы брюк и прислонившись к стене. Рукава его белой рубашки были закатаны до локтей, а узел красного шелкового галстука ослаблен. Ее предательское сердце учащенно забилось. То, что ей доставляло удовольствие смотреть на него, упиваясь видом его чувственного рта и радуясь его сияющим голубым глазам, вовсе не означало, что ей есть о чем с ним говорить.

– Я могу войти? Ты же не хочешь, чтобы твои соседи подслушивали наш с тобой разговор. По дороге к тебе я только что встретил женщину, которая поинтересовалась, не Люк ли я.

Мэдди пожала плечами и отступила, пропуская его в дом.

– Можно присесть? – спросил он, направляясь в кухню. Обернувшись, Люк понял, что она не идет за ним. Он остановился и вопросительно поднял бровь.

Она протянула руку в направлении гостиной. В конце концов, кухня – это место для семьи, частью которой он никогда не станет. Эта мысль разбивала ей сердце. Держи себя в руках, предупредила Мэдди себя. Гостиная – самое подходящее место для такого гостя.

Люк опустился на плюшевый диван, он немного смешно смотрелся в ее женском интерьере. Он сидел, широко раздвинув колени, опираясь на них локтями и переплетя пальцы. Видно было, что чувствовал он себя неловко. Вот и правильно. Ему есть от чего чувствовать себя неловко, язвительно подумала Мэдди.

Сначала Люк только выжидательно смотрел на нее, но потом наконец сказал:

– Понятно… Ты со мной не разговариваешь. Пожав плечами, Мэдди осторожно встретилась с ним взглядом. Люк усмехнулся.

– Ладно. Меня это вполне устраивает. Мне нужно, чтобы ты меня выслушала. Хотя, по моему мнению, адвокат, не открывающий рта, – это нонсенс.

Мэдди молча села на пуфик и скромно сложила руки на коленях. Почему она должна верить, что он скажет ей что-то новенькое? Что-то важное, что она захочет услышать?

– Я говорил со своими родителями.

Он им звонил? Значит, все-таки выполнил свою часть их общей договоренности.

Люк посмотрел на свои руки, потом встретился с ней взглядом.

– Я был у них. До меня наконец дошло то, что все вокруг пытались заставить меня понять.

Она хотела спросить, что он имеет в виду, но лишь сменила положение и расплела ноги.

– Все дело в том, – продолжал Люк, – что я никогда не подозревал, что чем-то отличаюсь от остальных.

– Да?

От его мимолетной улыбки ее сердце сжалось.

– Я знал, что ты долго не выдержишь.

– Это профессиональное. Только и всего, – ответила она.

– Как скажешь. В общем, то, что ко мне относились и со мной обращались точно так же, как с остальными детьми, означает, что я сын Тома Марчетти.

– Об этом все тебе и твердили, – сказала она.

– Согласен, – Люк снова засунул руки в карманы. – И еще я хотел сообщить, что я вернулся на работу в компанию «Марчетти».

– Об этом я уже догадалась. По брюкам и галстуку.

– Я воспользовался твоим советом. Я также решил, что сохраню за собой бизнес, который оставил мне Брэд Стивенсон. У меня есть на примете человек, который будет им управлять. Я уже поговорил с ним о том, чтобы организовать курсы для обучения женщин из приюта, которым ты занимаешься.

Мэдди нетерпеливо наклонилась вперед.

– Это прекрасная идея, Люк. В приюте им мало чем могут помочь. Женщинам нужна работа, чтобы обеспечивать себя и детей.

– Тебе кто-нибудь говорил, что словотворчество – твоя стихия? – хитро прищурился Люк.

– Это моя жизнь, – просто ответила Мэдди.

– Надеюсь, не только, потому что я еще многое должен тебе сказать. Фактически исповедаться.

Ну вот. Он сейчас скажет, что не может полюбить меня, подумала она, и сердце ее сжалось. Ей так не хотелось, чтобы Люк произносил это вслух.

– Для человека, оперирующего цифрами, ты, вероятно, уже и так сказал слишком много.

– Я только начал. – Люк прокашлялся. – Всю свою сознательную жизнь я думал, что все женщины одинаковые. Ни одна из них не задела мою душу. Меня бросало от одной женщины к другой, но сердце оставалось свободным.

– Понимаю, – только и сумела выговорить Мэдди, прежде чем ее горло сжал спазм и она закусила губу, чтобы не расплакаться.

– Нет, ты не понимаешь. Я сам только что понял это.

– Люк, что произошло? Тебе что-то сказал Том? Он покачал головой.