что двоих. Одни – тяжелые, мужские. Вот точно мужские, Поль! А вторые – торопливые и легкие. И запах такой был в каморке… Дорогих духов.

– А Артеменко? Он как лежал? Он… Петя, тебе нужно встретится с моим адвокатом и следователем. Ты согласен? Почему ты молчал? Это же важная улика, которая могла помочь мне без эксгумации трупа и прочей волокиты!

– Молчал, Поль… Не спрашивай. Мне кажется, за мной следят. Кто-то ходит по пятам, ездит… Тот, кто уверен, что я его видел. Может, сыновья Богородицкого все это устроили? Тогда все заглохло, я и не стал ничего говорить… И я сам, идиот, разворошил этот змеиный клубок. Сам! Рассказал Родиону, следователю… Я зол был, Поль. Прости меня… Не знаю, как я скатился до такого…

– Ладно, Петь. Сейчас не это важно. Ты согласен дать показания следователю, что ведет это дело? Кстати, ты помнишь Ларису из отдела кадров?

– Конечно, она крутилась с Артеменко! Видная такая бабенка!

– Ее совсем недавно убили.

– Я согласен на допрос, – побледнев, отвечает Петр. – Ты спросила, как Артеменко лежал? Он лежал в другом месте, Поль. Не так, как мы его положили.

Глава 22

Полина.

– Петя, почему ты молчал? Твоя злость чуть не лишила меня свободы. В тебе есть хоть что-то человеческое? Почему сейчас?

– Поля, я не буду оправдываться. Можешь ругать меня сколько угодно. Я хочу исправиться, честно… Хочу бросить пить и начать все сначала. Мы могли бы…

– О чем ты говоришь вообще? – взмахиваю руками, с трудом подавляя усмешку. – Я замужем за Родионом. И я его люблю.

– Ты же слышала, Полька. Ты нужна ему только ради наследства. Они от тебя избавятся, как только получат свое. Братишки и не на такое способны ради этого проклятого завода! У меня была мысль его сжечь, не поверишь. Я хотел пробраться туда ночью и бросить канистру с керосином в производственный цех, – потирает руки Петя.

– Что ты такое говоришь? Как это пробраться? Там столько охраны и…

– Ха! Охрана, говоришь? Тогда где они были, когда убили Артеменко? Ты знаешь, что из производственного цеха есть три выхода, которые не охраняются?

– Так, так. Дальше, – присаживаюсь на табурет и впиваюсь в Петра взглядом. Не знаю… Честное слово, не знаю… Столько лет я работала с Максимом Игоревичем, но в левом крыле здания была несколько раз. Да и зачем мне было туда спускаться? Я инженер, и вообще…

– Получается, и проникнуть в здание можно незамеченным.

– Петя, погоди немного. Я сейчас позвоню Караваеву и Журавко. Кажется, ему передали дело Артеменко. Хорошо, что я помню номер телефона Караваева наизусть… Позвоню ему с домашнего.

– Журавко? Делом же занимался другой следак? – чешет затылок Петя.

– Да, но теперь убили Ларису и дела объединили. Понятно же, что это звенья одной цепи.

В ожидании Караваева и Журавко собираю вещи и игрушки Анфисы. Отвлекаюсь от своих мыслей на что угодно… Делаю всякую ерунду, совершенно ненужную в данной ситуации – перебираю кастрюли в ящике, вытираю пыль на подоконниках… Что угодно, лишь бы не думать о жестоких словах Родиона.

" – Мне нужно от Полины только наследство… Я считаю ее мошенницей и хитрой лгуньей…».

Может, он правда так думает до сих пор? Вернее, думал, пока не забыл обо всем на свете? Слова мужа звучат в голове, как колокол. Больно ранят душу, режут ее на мелкие кусочки, не оставляя надежды…

Петя виновато смотрит на меня и моет полы, я сгружаю пакеты с мусором и старыми вещами возле входной двери. Молчу, делая вид, что увлечена уборкой… Сглатываю подступающие слезы и силюсь выглядеть решительной, пока в дверь не звонят мужчины.

– Полина, как же вы нас напугали, – сетует Егор, стаскивая ботинки. – Зачем вы уехали из больницы?

Аромат его одеколона наполняет пространство. Журавко подозрительно прищуривается, испепеляя Петра взглядом. Снимает шапку, вешает ее на крючок и произносит, потирая руки в нетерпении:

– Я так понимаю, в нашем деле наметился существенный прорыв? Вы и есть тот непутевый свидетель?

– Да. Можете ругать меня сколько угодно. Перед Полиной я повинился, – стыдливо опускает взор Петя. – Допрашивайте меня. Расскажу как на духу.

Журавко присаживается за стол и вынимает папку с протоколами допроса. Задает Петру вопросы, неторопливо записывает что-то, уточняет, переспрашивает… Обычный рабочий процесс, приближающий расследование к разгадке на маленький шажок.

– Вы утверждаете, что запасные выходы из цеха не были оснащены камерами видеонаблюдения? – спрашивает он.

– Постойте-ка, – оживляется Караваев. – А на какие улицы можно выйти, воспользовавшись этими выходами?

– Бесполезно, Егор Львович, – вздыхает Журавко. – Камеры просмотрели сразу же после убийства Артеменко. Тот следователь хоть и проявил халатность во многом, но камеры изучил. Подозрительных машин там не было.

– Что? По-вашему, если собственниками автомобилей не являются фигуранты дела, они чистенькие? Не подозрительные? Запросите данные с камер, Степан! Поднимите архив, в конце-то концов! Может быть, там были прохожие?

– Время было не позднее, а на углу улицы расположен супермаркет круглосуточный. Там всегда толпятся местные выпивохи. Кого-то я даже знаю, – почесывает затылок Петр. – Если с торца здания выйти, аккурат к магазинчику и выходишь.

– Эх, Жуков… Где вы были раньше? Можно ведь было избежать эксгумации и… – произносит Караваев.

– Не избежали бы, – отрезает Журавко. – Вскрытие толком не проводилось, а эксгумация позволила установить причину смерти потерпевшего.

Мужчины увлеченно беседуют, а я слышу, как звонит в прихожей телефон. Кто бы это мог быть? Никто ведь не знает, что я дома? Близкие в курсе моего переезда… Опасливо поднимаю трубку и осторожно отвечаю настойчивому абоненту.

– Полина, это Оля! Прости, что звоню на домашний, папа сказал, что тебя выписали. Почему-то я не сомневалась, что ты поедешь в свою квартиру, – вздыхает Олька. – Вы все-таки разводитесь?

– Оленька, что-то случилось? Я собираюсь жить с твоим папой, слышишь? Просто заехала забрать кое-какие вещи, документы, выбросить ненужное и… Я не отступлюсь, детка. Говори, что стряслось?

– Поль, ты можешь приехать в больницу? Мы с мамой сейчас поедем к папе. Не хочу, чтобы она его обхаживала, – шипит Оля в динамик. – А повезет нас дядя Кирилл. Я хочу, чтобы ты сидела у постели папы, как жена… Пожалуйста… Ты сможешь? Я хочу, чтобы у вас снова стало все хорошо… Как прежде…

– Конечно, зайка. Приеду. Уже выезжаю.

Полина.

У меня болят ноги… А еще я не видела дочурку и безумно скучаю по ней. Наверное, любящая мать отказалась бы от визита в больницу, но я без раздумий соглашаюсь ехать к мужу. Зачем мне туда ехать, с кем бороться? Ради чего?