Судя по показаниям Ю. Н. Логинова в пересказе Карр, сама по себе Южная Африка в эти годы СССР интересовала не сильно. Но насколько это было лишь удобной легендой для разведчика, арестованного в этой стране, сказать, конечно, невозможно. Скорее всего, были и другие задания: не случайно Логинов называл себя «оперативником политической разведки» и поставлял в СССР самые разные сведения. Его сообщения «стратегического» плана включали информацию о закупках ЮАР французских подводных лодок, о De Beers и Anglo-American (по его словам, алмазы интересовали СССР больше, чем золото), о строительстве нефтепровода, соединяющего Дурбан и Сасолбург, о строительстве новых военной и военно-морской баз на острове вблизи Дурбана. Политическая информация включала описания общей политической ситуации в ЮАР, отдельных политических партий, противоречий в правительстве, социальной базы разных партий, политических перспектив каждой из них и ЮАР в целом и многое другое [348] .

По словам Карр, новое задание, полученное Логиновым после того, как он пробыл в ЮАР несколько месяцев, носило более политический характер: выяснение степени влияния АНК, ПАК и СВАПО и описание их деятельности; описание отношений ЮАР с Юго-Западной Африкой, Родезией и Западной Германией; анализ деятельности США в ЮАР; установление мест на южноафриканском побережье, подходящих для высадки «террористов» [349] .

Со слов заместителя министра полиции С. Л. Мюллера, газеты цитировали и другие задания, пересланные Логинову из СССР: «… нам очень важно иметь информацию по следующим вопросам: условия въезда в страну и выезда из нее для иммигрантов-негров… опишите ситуацию на границах с Ботсваной и Лесото, особенно в районе г. Лобатсе. Возможна ли тайная высадка на побережье между Порт-Элизабет и Дурбаном? Влияние и авторитет партии Африканский национальный конгресс. Районы организованного сопротивления режиму… Пожалуйста, исполните как можно скорее» [350] .

При том, что информации о Логинове было немало, далеко не все в его истории ясно. В передаче Карр, во время встречи Логинова с Бехтеревым – представителем КГБ в Кении, – тот говорил ему о потенциальной стратегической важности Южной Африки для СССР и о том, что СССР заинтересован в развитии там «революции». Бехтерев – если такой человек существовал, – говорил языком, которым в СССР не пользовались ни идеологи, ни пропаганда, ни простые граждане, и его сентенции слишком удобно укладывались в схему официальной идеологии ЮАР, чтобы им верить. Но было в его откровениях и нечто совершенно неожиданное. По словам Карр, он сказал Логинову: «По нашей информации ЮАР не только производит сырье для ядерного оружия… но и ракеты для него… Поэтому КГБ прилагает все усилия, чтобы получить информацию о масштабах разработок атомного оружия и ракетоносителей в ЮАР… Такое же задание дано и агентам ГРУ» [351] . И среди заданий, переданных якобы Логинову Бехтеревым, было «установление степени сотрудничества между ЮАР и западными державами в сфере производства атомного оружия» [352] .

О том, что в ЮАР ведется работа над созданием атомного оружия, в то время знали единицы. Почему Карр было разрешено обнародовать эту в высшей степени секретную информацию и больше того, тот факт, что советским спецслужбам она была известна? (Как мы видели, она им действительно была известна.)

Карр пишет, что она получила доступ к материалам допросов Логинова: «Тысячи слов были записаны от руки или на пленку во время допросов, и мне, как журналисту, выпала удача получить эту информацию с тем, чтобы я могла написать эту книгу». Книга открывалась посвящением: «В благодарность людям, отвечающим за безопасность Южной Африки, особенно полковнику Х.» [353] . Но, когда стало известно о подготовке книги к изданию, генерал-лейтенант Х. Дж. фан ден Берг, глава южноафриканского Бюро государственной безопасности, счел нужным заявить, что он «не давал г-же Карр разрешения интервьюировать Логинова». «Я даю гарантию, что она не интервьюировала Логинова», – повторил он [354] . В парламенте заместитель министра полиции С. Л. Мюллер тоже ответил категорическим «нет» на запрос о том, разрешен ли был кому бы то ни было доступ к Логинову и к материалам его допросов. Газета «Argus» опубликовала эту информацию под заголовком «Логинов и шпионская книга: тайна сгущается» [355] .

13 июня 1969 г. Логинова специальным рейсом вывезли во Франкфурт и обменяли на одиннадцать заключенных, обвиненных в шпионской деятельности против СССР.

Но этот обмен отнюдь не был концом истории Логинова и его тайн. В 1991 г. была опубликована биография многолетнего главы ЦРУ Джеймса Энглтона «Воин холодной войны». Собирая материалы к ней, ее автор, Том Мэнголд, раскрыл и тайну Логинова – так он, по крайней мере, полагал. Мэнголд интервьюировал бывшего главу представительства ЦРУ в Претории Джона Мертза, и тот рассказал ему, что Ю. Н. Логинов был двойным агентом: поступив на службу в КГБ в 1956 г., в 1961-м он стал работать на ЦРУ. Но Энглтон не доверял Логинову, полагая что тот на самом деле все еще работает на КГБ, и сдал его южноафриканскому Бюро государственной безопасности на проверку. Мертз работал над этим «проектом» вместе с фан ден Бергом в течение двух месяцев, но ничего нового ни южноафриканцы, ни американцы, прибывшие в апреле 1968 г. специально, чтобы допрашивать Логинова, выбить из него не смогли. Одной из пыток, применявшихся фан ден Бергом, в том числе и к Логинову, были многочасовые допросы, в ходе которых допрашиваемые стояли на кирпичах. Если они падали или оступались, их снова ставили на кирпичи [356] .

Когда стало ясно, что добиться от Логинова никаких новых признаний не удастся, Энглтон решил вернуть его в Москву. Обменяли его на западногерманских агентов, отбывавших сроки в тюрьмах ГДР. По словам полковника М. Гельденхёйса, сопровождавшего Логинова в ФРГ (это он был «полковником Х.» Барбары Карр), Логинов отказывался возвращаться в Москву, сумел задержать обмен на четыре часа и предлагал южноафриканцам работать на них [357] .

Что до Карр, то ей якобы дали предварительно «отредактированные» американцами фотокопии материалов старых допросов Логинова, оставшихся с того времени, когда он впервые начал работать на них, добавив к ним материалы, просто написанные сотрудниками ЦРУ. Но зачем нужны были такие сложности? Зачем нужно было раскрывать тот факт, что в СССР знали о работе южноафриканцев над атомным оружием? Зачем нужно было «предупреждать» СССР о том, что ЦРУ известно, например, о планах высадки десанта Умконто на южноафриканском побережье или инфильтрации его бойцов через Лобатце? Версия Мэнголда выглядит правдоподобной, но нестыковки есть и в ней.

В 1975 г., после того как Энглтон ушел в отставку, ЦРУ пересмотрело дело Логинова. По словам Мэнголда, новое расследование показало, что «Логинов действительно был перебежчиком из КГБ… Энглтон и его сотрудники насильно вернули Логинова в руки Советов… вопреки возражениям работников южноафриканских спецслужб» [358] .

Но и это не конец истории Логинова. В 1992 г. московская газета «New Bridge» разыскала Логинова. Оказалось, что он жив и здравствует. Проживает в Москве. Но от каких бы то ни было разговоров он уклонился [359] . Может быть, прав все-таки был Энглтон? Если бы Логинов действительно был перебежчиком, то ничего хорошего его в Москве не ждало бы. Допросы, возможно смерть, в лучшем случае – годы тюрьмы. И даже если бы он отсидел свое и выжил, 1992 г. был самым подходящим временем пожаловаться на советскую власть, если она его обидела. Но Логинов этого не сделал. Может быть, задерживая обмен и предлагая свои услуги спецслужбам ЮАР, Логинов просто продолжал отрабатывать легенду перебежчика, созданную для него КГБ? Что ж, тогда его должны были встретить в Москве как неудачника, но никак не предателя.