Мне даже не удалось ни разу остаться с ней наедине: молодой муж, которого от гордости распирало как индюка, все время крутился рядом. Так хотелось крикнуть: «На ком ты женился, павлин бесхвостый?! Ее до тебя столько народу „объедало“, что тебе и не снилось!» Но даже этой малостью не могла я себя потешить. Ведь паспорт Яна наверняка выправила себе в лучшем виде: не придерешься. Нашла каналы: не все ж такие щепетильные, как ее матушка Маргарита Викторовна.

Час поминовения усопшей еще не наступил. Домашние только что вернулись с кладбища. Все обитатели «дворянского гнезда», включая добровольного помощника Гошу Скворцова, были заняты приготовлениями к скорбной трапезе. Ангелина, все в том же траурном сарафане, выглядела подавленной — соответственно моменту. Но следов слез, пролитых утром над могилами мамы и брата, было уже не заметно. Будет жить девчонка! Кто мог бы подумать, что прямо в день похорон матери встретит она такого славного парня, как наш Григорий Дмитриевич? Что, одной рукой отняв сразу двух любимых людей, судьба другой рукой подарит ей иную любовь, которая заполнит страшную пустоту?.. Может, я не большой спец по такой любви, но и мне ясно, что у Ангелины с Гошкой — не просто физическое влечение и не скоротечный, как чахотка, юношеский роман. Это как у их родителей: сразу и на всю жизнь.

Мудрая все-таки штука — судьба… Только меня она, похоже, на этот раз наколола — насчет того, что смогу поправить дела с помощью чужой глупости.

Все пытались заполучить меня «на два слова» и разузнать «новости»: Гоша, Ангелина, Виктор Петрович… Всем я отвечала, что расследование идет полных ходом, однако о новостях говорить пока рано: результаты очень предварительные. Это было невыносимо! Спасло меня только то, что ситуация для обсуждения деталей убийства явно не подходила. Особенно это было заметно по моему клиенту: он вообще, присутствуя, — отсутствовал. Разок только пригласил меня к себе в кабинет, и то из вежливости. А сам оттуда почти не показывался. Табачный смог сгустился в комнате так плотно, что стеллажи с книгами тонули в дымке, словно башни Тауэра в туманный лондонский вечер. Генерал даже забыл спросить меня, почему я настояла на временном переселении его дочери из родного дома. Но я за это на него не обиделась.

А, к черту все! Я ни минуты больше не могла оставаться в этом доме. Не смогу я сидеть за поминальным столом вместе с ними со всеми — и с этой гадиной. Не смогу слушать разные хорошие, искренние слова о покойнице и встречаться с торжествующим взглядом ее убийцы.

И в городе этом я не останусь. Нет сил притворяться, что «все о'кей!». Домой, в Тарасов! «В глушь» своей одинокой квартиры. Где никто не будет доставать ни любопытством, ни сочувствием. И телефон отключить… Люся, конечно, опять расплачется: ведь только обрадовалась, что я приехала… Ладно, пусть висит на мне еще и это — до кучи! Не впервой мне, негодной девчонке, бедную тетушку обижать.

Я скороговоркой извинилась перед хозяином, невразумительно сославшись на срочные дела в Тарасове, и опрометью выскочила из дома. Молодой «коллега» догнал меня у ажурной калитки на улицу.

— Татка, ты что? Куда?!

— Домой, Гошка. В Тарасов. Срочные дела.

Он схватил меня за руку.

— Говори сейчас же, что произошло? Ты ж только приехала, и опять?.. Я никогда не поверю, что ты просто так решила прогуляться за двести километров, если сегодня у тебя дела в городе!

Я стащила его с дорожки за пышный куст жасмина, чтобы наше бурное объяснение не могли видеть из дома, и схватила за плечи.

— Не мучай хоть ты меня! Убийца в доме, а я не могу взять ее за горло! Нечем, понимаешь: руки связаны! Ни единого доказательства…

— «Ее»?..

— Да! Янина Борисовна Михайловская, она же, по двум своим прежним мужьям, Звонарева и Жирова. Да-да, не заикайся: бывшая жена Сергея Жирова, которая довела его до смерти! Брачная аферистка и убийца. Замуж за Михайловского вышла по поддельному паспорту. Это ей еще можно инкриминировать, но убийства… Ни улик, ни свидетелей!

— Татка… — Мой племянник перестал наконец беззвучно открывать рот. — Но как же это? Надо же что-то делать! Идти к прокурору!!

— «К прокурору»… С чем?! И кто я такая, чтобы тревожить прокуроров по пустякам, да еще в субботу… Нет, Гошка: поздно! Единственное, что мы можем сделать, — уберечь Ангелину. Вряд ли эта тварь попытается что-нибудь выкинуть: она поняла, что мне все известно. Но на всякий случай не спускай глаз с обеих, понял? Если Ангелина поедет провожать дядю и тетю в аэропорт, постарайся увязаться с ними.

— Она меня еще учит! Да я сейчас эту гадину…

— Э нет, парень! — Я дернула его за руку и развернула к себе лицом. — Ты будешь молчать как рыба, понял? Чего ты добьешься, если устроишь скандал? Тебя выставят вон из дома, только и всего. И Геля останется без своего верного телохранителя. Ну подумай сам: зачем зря мучить ее и Виктора Петровича, если мы не сможем до вечера найти доказательства? Им и без того хватает лиха. Сохраним наш «большой-большой секрет», а для своего клиента я что-нибудь потом придумаю. Пусть папа и дочка остаются тут с миром. А эти двое… катятся в свой Израиль.

Я ущипнула Гошку за нос.

— Обещаю тебе, что буду каждую неделю слать Алешке Михайловскому анонимные письма. И очень скоро самым страшным для обоих наказанием станет их брак!

Он фыркнул.

— Это ты неплохо придумала. Только очень не хочется откладывать наказание на перспективу!

— Я посоветуюсь в Тарасове, что можно сделать. Ну, будь умником, коллега!

Я чмокнула «младшего партнера» и выскользнула за калитку.

И вот я опять возвращалась домой. Я гнала машину, не обращая внимания ни на дорогу, ни на окрестные пейзажи, ни на музыку, журчащую в приемнике, ни даже на головную боль и жару. Я думала все об одном и том же. Если бы мысли могли убивать, то Янина Борисовна Михайловская уже корчилась бы в судорогах.

Когда я заглушила мотор на стоянке возле своего дома, на часах было без четверти три. После улицы, залитой раскаленной солнечной лавой, подъезд встретил почти абсолютной темнотой. И все-таки в дырочках почтового ящика, на который я бросила взгляд чисто машинально, по многолетней привычке, что-то отчетливо желтело. Утром точно ничего не было: значит, бросили только сегодня. Похоже на денежный перевод, но мне никто ничего не должен, к сожалению…

Позвенев ключами, я открыла дверку, и в руки мне упало какое-то извещение. «На Ваше имя получена ц/б из … С.-Петербурга», — еле-еле разобрала каракули почтового служаки, которыми было выписано название города. Ценная бандероль из Ленинграда!

Погоди, погоди, Татьяна. Успокойся! Может, это совсем не то, что ты думаешь, а так — ерунда какая-то… Паспорт при мне, слава богу — подниматься в квартиру не надо. И машина не понадобится: почтовое отделение через два квартала. Только бы они еще работали! Суббота ведь…

На одном дыхании я преодолела эти два квартала, ввалилась внутрь пустой почты, которой оставалось полчаса до закрытия, дрожащей рукой сунула в окошко свой паспорт с извещением… Чертова баба, да что же она так копается. Неужели у них ценных бандеролей в подсобке до потолка навалено?!