спящего, когда она заглянула в третий раз. Долго лежал с закрытыми глазами; дожидался, когда за стеной умолкнет телевизор (по второй программе показывали двухсерийный фильм «Не бойся, я с тобой»). Наде не спалось. Слышал, как она долго ворковала по телефону с Виктором Егоровичем — потом тоскливо вздыхала, поскрипывая пружинами дивана. Пение Полада Бюль-Бюль Оглы прекратилось в гостиной уже после полуночи: телевизор умолк. Я полежал ещё около часа и лишь тогда выглянул в прихожую — услышал громкое Надино сопение. Прогулялся в гостиную, убедился, что Иванова уснула. Поправил на Мишиной маме одеяло, убрал с её лба прядь волос.

Вернулся в свою комнату. Плотно прикрыл дверь. Достал из-под кровати полученную от Ивана Сомова сумку. Вынул из неё свёрток, положил его на письменный стол, включил новую лампу. Тыльной стороной ладони потёр кончик носа. Убедился, что красная полоса на ткани свёртка мне не померещилась (там, в «Универмаге»). Свёрток опоясывала не просто полоса — широкая красная лента с синими сердечками, нарисованными на ней чернилами шариковой ручки. Я развязал ленту, поднёс её к лицу. Пробежался взглядом по синим сердечкам. Отметил, что лента очень походила на ту, которой Оксана Локтева в моём «видении» перевязала пачку банкнот. Я разложил ленту на столешнице, направил на неё свет лампы. «Не похожая, — подумал я. — Это и есть та самая лента».

Глава 13

Красную ленту я пока отодвинул в сторону — придвинул к себе свёрток. Почувствовал запах оружейного масла. Ощутил, как участилось биение моего сердца. Бросил взгляд на дверь спальни, прислушался. Тишину нарушали лишь уличные звуки, да тиканье секундной стрелки будильника. Я снова посмотрел на свёрток. Аккуратно развернул ткань — не касаясь того, что спрятали под ней. Увидел знакомые формы немецкого пистолета «Walther P.38» и набитый девяти миллиметровыми патронами магазин к нему. Внимательно осмотрел «Вальтер». Отметил, что пистолет не новый, но и без следов ржавчины. Тот, из которого я когда-то стрелял, был почти такой же; только накладки на рукояти у него были из ореха. Я вынул из-под матраса заранее припрятанные там медицинские перчатки (купил в аптеке) — надел их. Улыбнулся «Вальтеру», будто давнему приятелю. И уже в перчатках прикоснулся к оружию.

Приступил к разборке. Отделил подвижную систему: опустил флажок предохранителя вниз, отвёл затвор в заднее положение и поставил на затворную задержку, подняв её флажок. Повернул вперед флажок замыкателя ствола и, придерживая затвор, снял его с затворной задержки. Отделил затвор со стволом вперед. Отделил ствол от затвора, утопив отпирающий стержень. Повертел детали в руке — удивился их хорошему состоянию. Если этот пистолет и стал находкой копателей, то над его реставрацией хорошо и со знанием дела поработали. Я не заметил у оружия никаких дефектов. Признал, что за ним ухаживали. Не усомнился, что «Вальтер» в рабочем состоянии. Не спеша выполнил сборку. Прикрытыми слоем резины подушечками пальцев поглаживал плохо отполированные детали (такие немцы производили в начале сороковых годов: спешили вооружиться для борьбы с Советской армией).

Собранный пистолет положил на ткань. Проверил состояние магазина. Вспомнил, что в той, в прошлой реальности из этого пистолета ранили пассажира самолёта (мужчину сорока восьми лет — почти моего одногодку). Вполне возможно, что то же случится и этим летом — если верну пистолет Сомову. Я вздохнул. Снова посмотрел на дверь. Надя редко вставала ночью. Поэтому у меня оставалось около шести часов, чтобы понять: смогу ли касаться «Вальтера» без перчаток. Оружию, которое мне передал Иван Сомов, исполнилось больше сорока лет. Наверняка, не всё это время оно пролежало без дела. Вполне возможно (и даже вероятно), что оно уже прерывало человеческие жизни. Но меня интересовал другой вопрос: если я просмотрю предыдущее убийство, совершённое этим оружием — покажут ли мне потом другие. Или я смогу преспокойно орудовать пистолетом без прокладки в виде резиновых (или любых других) перчаток.

«Одно убийство точно посмотрю… наверное, — подумал я. — Небось, опять буду разговаривать по-немецки. „Хенде хох“, „дас ист фантастишь“ и прочая белиберда. Так я скоро и в реальности на „дойче“ заговорю». Положил магазин с патронами на столешницу (рядом с красной лентой), накрыл пистолет тканью, стянул с правой руки перчатку. Выбрался из-за стола, прихватил с собой газету (как и в случае с ножом из квартиры Локтевых) — чтобы не испачкать постель. Решил не просматривать «видения», сидя на стуле (подумал, что в таком случае могу очнуться на полу с травмой головы). Перебрался на кровать. Поправил трусы, расстелил на простыне «Аргументы и факты» (те, что уже использовал для политинформации — ещё до Нового года). Положил на газету свёрток с пистолетом. В очередной раз отметил: «Вальтер» тяжелее, чем мне запомнилось в прошлой жизни. «Возьму его перед стрельбой двумя руками, — подумал я. — Если придётся стрелять…»

Убрал с пистолета ткань. Вспомнил вдруг интересный факт: короткий затвор на этом пистолете сделали, чтобы военные могли стрелять через смотровую щель бронетехники. Я усмехнулся: мне эта особенность «Вальтера» вряд ли пригодится. Пробежался взглядом по лежавшему рядом со мной оружию. Отметил, что деревянные накладки на рукояти не выглядели новоделом. Если этот «Вальтер» и извлекли из земли, то случилось это давно: не год и не два назад. Как бы ни обращались с оружием его бывшие владельцы, но в настоящий момент пистолет был «в полном порядке». «Не помешало бы его пристрелять», — промелькнула у меня мысль. Я усмехнулся и сам себе мысленно ответил: «Ага, постреляю сейчас. С балкона по прохожим». Взглянул на стрелки будильника — засёк время (чтобы понимать потом, как долго был «в отключке»). Успокоил дыхание, но не угомонил колотившееся о рёбра сердце. Прикоснулся к «Вальтеру».

Мне почудилось, что погас свет…

* * *

…Я почувствовал в левой руке тяжесть пистолета. Сжимал в ладони рукоять — ощущал её, будто сквозь тонкую кожу перчаток. Вдохнул ароматы мочи и табачного дыма. Прислушался к тихим звукам, доносившимся словно из-за стены. Различил монотонное постукивание (будто бы это ветер стучал ветвями деревьев по стенам). Почудилось, что неподалёку от меня хлопнула дверь автомобиля: не «мягко» закрылась — её намеренно «захлопнули». Темнота перед глазами всё не рассеивалась. Но перестала быть абсолютной. Я увидел впереди (прямо перед собой, на расстоянии десятка шагов) разделённое рамой на три части окно. Разглядел, как за его стеклами покачивались похожие на кроны деревьев тени. Увидел рассеянный неяркий свет — не солнечный, искусственный.

Правой рукой (будто левша) я отвел затвор до отказа, отпустил его (услышал позвякивание). Почувствовал прикосновение к щеке холодного воротника. Смотрел на качавшиеся ветки деревьев за окном. Будто ждал, что те подадут мне сигнал. И словно действительно что-то услышал. Потому что снял пистолет с предохранителя (снова правой рукой), взвёл курок. Проделал манипуляции с оружием, не глядя на него. Да я бы его толком и не рассмотрел в темноте (увидел бы лишь смутные, но знакомые очертания «Walther P.38»). Я опустил руку — направил «Вальтер» дулом в пол. Обтянутым кожей перчатки пальцем прикоснулся к спусковому крючку. Но не нажал на него, а словно проверил, на месте ли тот. Поправил шляпу на голове, переступил с ноги на ногу. И снова застыл, затаил дыхание.

Услышал, как где-то внизу скрипнули дверные петли. Буквально тот час же зажмурился: меня едва не ослепил яркий желтоватый свет. Но я не закрыл глаза. По-прежнему смотрел на окно. Но уже не видел деревья. Теперь в стекле отражалась висевшая под потолком на изогнутом толстом проводе электрическая лампа, серые ступени узких лестничных пролётов, обшарпанные стены, тёмные прямоугольники дверей и укутанная в чёрный плащ мужская фигура. Пару секунд я разглядывал в оконном отражении бледное лицо мужчины. Взглянул на его плащ, на старомодную шляпу, на чёрные до блеска начищенные туфли, на кожаные перчатки, на зажатый в левой руке мужчины пистолет («Walther P.38»). Спрятал руку с оружием за спину — отражавшийся в стекле мужчина повторил моё действие.