Польшу в «Боливию». Для непредвзятого наблюдателя Боливия, конечно, прежде всего ассоциируется с нищей латиноамериканской страной и полуколонией США. Но вожди «рабочего профсоюза» помнили только то, что Сакс стабилизировал боливийскую валюту и его прислали американцы. В предложенной эмиссарами программе, разумеется, и речи не шло о рабочем самоуправлении. Там предлагалось отказаться от контроля за ценами и перейти к немедленной тотальной приватизации государственных предприятий.

Нельзя сказать, что подобные предложения были восприняты лидерами профсоюза сразу. Ирония истории заключалась в том, что «Солидарность» возникла в ответ на рост цен в конце 1970-х годов, а теперь им предлагалось сделать то же самое, причем в масштабах, о которых не могли помыслить «кровавые» коммунисты. Впрочем, Сакс цинично заверил колеблющихся, что «Солидарность» пользуется феноменальным доверием населения, что чрезвычайно важно220.

12 сентября 1989 года премьер-министр Польши Тадеуш Мазовецкий выступил перед сеймом с программной речью. Народу предлагалась новая политика, предусматривающая «снижение бюджетных расходов», «приватизацию государственной промышленности, создание фондового рынка и капиталистического рынка, конвертируемую валюту и переход от тяжелой промышленности к производству товаров потребления»221.

В результате начавшихся рыночных реформ безработица в некоторых районах Польши выросла до 25 %. Еще в 2003 году 59 % поляков жили за чертой бедности, а уровень безработицы среди молодежи был вдвое выше, чем в среднем по Евросоюзу222. «Героических» и «самоорганизованных» польских рабочих сотнями тысяч выгоняли за ворота, после чего они отправлялись на стройки Западной Европы и в публичные дома Ближнего Востока. Но, как отмечала Наоми Кляйн, «несмотря на широкий рост безработицы, они почти не бастовали и терпеливо ждали, когда же шоковая терапия окажет свое лечебное действие… Члены «Солидарности» сами недоумевали: каким образом их движение сделало в стране жизнь хуже, чем при коммунизме? «Солидарность» защищала меня в 1980 году, когда я создал профсоюзный комитет, — говорил 41-летний строительный рабочий, — но когда я обратился к ним за помощью в этот раз, мне сказали, что я должен потерпеть ради реформ»223.

И по сей день левые радикалы не спешат выбрасывать «Солидарность» из своего пантеона, предпочитая вспоминать о начале этого движения, но не обращаться к его позорному концу. Пытаясь объяснить произошедшее, они говорят о предательстве руководства, которое «полностью оторвалось от своих корней… их поддерживали не заводы и промышленные предприятия, но церковь»224. Остается лишь сожалеть, что раньше антиавторитарные левые предпочитали не замечать этой поддержки.

Сегодня сам Лех Валенса не скрывает, что еще в 1980 году «собирался строить капитализм»225. И сегодня эта цель успешно достигнута. У власти в Польше, которая является одной из самых правых, консервативных и неолиберальных стран Европы, стоят бывшие активисты «Солидарности» или ее идейные наследники. В своей политике они не только не вспоминают о «рабочем самоуправлении», но ущемляют и традиционные буржуазные свободы. Так, в 2020 году польская полиция жестоко подавила массовые протесты женщин, не принявших новый закон, запрещавший аборты. По приказу из Вашингтона и Брюсселя польских солдат не раз отправляли для подавления свободы других народов за море, в Афганистан и Ирак.

Таковы реальные результаты победы антисоветского «рабочего» (или не совсем «рабочего») движения в Восточной Европе. И нет никаких оснований полагать, что в Венгрии 1956 года итог был бы иным.

Особое мнение Дойчера

«В основе причудливого культа лежали несомненные сталинские достижения. Он был создателем плановой экономики; он получил Россию, пашущую деревянными плугами, и оставил ее оснащенной ядерными реакторами; и он был “отцом победы”». Эта фраза, которую в России часто приписывают Уинстону Черчиллю, источнику универсальной мудрости для постсоветских обывателей, на самом деле принадлежит перу Исаака Дойчера, британского марксиста, родившегося в Австро-Венгерской империи и ставшего одним из отцов современной советологии. Его трехтомная биография Льва Троцкого входит в число лучших классических работ по истории русской революции и является замечательным литературным памятником.

Исаак Дойчер появился на свет в 1907 году в Западной Галиции, в еврейской семье. В детстве он получал традиционное религиозное образование, но потом разочаровался в вере. Свои сомнения он подтвердил экспериментальным путем — отведав трефную пищу в Йом-Кипур на могиле цадика (праведника. — А. К.). Совершив изощренное святотатство, Дойчер покатился по наклонной — стал писать стихи на польском и на идиш, поступил в Ягеллонский университет в Кракове, а затем перебрался в Варшаву, где приступил к изучению философии и экономики. Подобный образ жизни неизбежно привел молодого человека в ряды нелегальной Польской коммунистической партии.

Дойчер редактировал партийную прессу, а в 1931 году даже посетил Советский Союз, где ему предлагали занять преподавательский пост в университете. Но к тому времени у него уже появились серьезные разногласия с официальной партийной линией. Дойчер критиковал восприятие социал-демократов как «социал-фашистов» и полагал, что отказ от союза с ними стал причиной прихода к власти нацистов. Покинув ряды компартии, Дойчер присоединился к троцкистской оппозиции, в рядах которой состоял до 1938 года. Накануне войны он эмигрировал в Англию, где получил широкую известность своими публикациями в журналах The Economist и The Observer.

Помимо своей трилогии, состоящей из книг «Вооруженный пророк», «Разоруженный пророк» и «Изгнанный пророк», Дойчер написал фундаментальную политическую биографию Сталина, а также стал автором ряда оригинальных работ по истории, философии и литературе. Троцкист Дэвид Норт отмечал, что «героический образ Троцкого, который возник на страницах незаурядной биографической трилогии Исаака Дойчера… оказал значительное влияние на целое поколение радикализированной молодежи в 1960-е годы»226.

Вместе с тем многие оригинальные и небесспорные идеи мыслителя были не замечены современниками. Так, Дойчер сформулировал тезис, что государства советского типа могут перейти к рабочей демократии