Если в четвертой луне утрачено правление, то в десятой луне не наступит холод.

Если в пятой луне утрачено правление, то в одиннадцатой луне насекомые, что были в спячке, выползут из своих норок.

Если в шестой луне утрачено правление, то в двенадцатой луне листва на деревьях засохнет не опадая.

Если в седьмой луне утрачено правление, то в первой луне года большие холода долго продлятся.

Если в восьмой луне утрачено правление, то во второй луне гром не прогремит.

Если в девятой луне утрачено правление, то в третьей луне весенние ветры не утихнут.

Если в десятой луне утрачено правление, то в четвертой луне травы и деревья задержатся в росте.

Если в одиннадцатой луне утрачено правление, то в пятой луне падут град и иней.

Если в двенадцатой луне утрачено правление, то в шестую луну злаки перепутают фазы созревания.

Проведение весной летних приказов вызовет просачивание наружу[643], осенних — разлив вод, зимних — наступление суровых дней.

Проведение летом весенних приказов вызовет ветры, осенних — рост бурьяна, зимних — остановку роста.

Проведение осенью летних приказов вызовет цветение растений, весенних — распускание цветов, зимних — увядание.

Проведение зимой весенних приказов вызовет просачивание наружу, летних — засуху, осенних — туманы.

Порядок и меры [царства] инь и ян.

Великий порядок имеет шесть мер: небо — это отвес, земля — уровень, весна — циркуль, лето — весы, осень — угольник, зима — гири. Отвесом вещи выравниваются по вертикали, уровнем вещи выравниваются по горизонтали, циркулем описывается их окружность, весами они уравновешиваются, угольником выверяются их стороны, гирями они взвешиваются.

Отвес как мерило прям и не кривится, простирается книзу и не кончается, долговечен и не истощается, на отдалении помнится, с Небом сливается в благе, с богами — в мудрости; то, к чему стремится, получает; то, от чего отвращается, губит. С древности и поныне не изменил точности. Его Благо близко к каждому, обширно и объемлет собою все. Вот почему Верховный Владыка[644] считается праотцем всего сущего.

Уровень как мерило ровен и не знает неровностей, держит равновесие и ни к чему не склоняется. Он обширен и объемлет собою все, щедро одаривает тьму вещей гармонией, мягкий, а не твердый; острый, но не сламывающийся[645]; текучий, а не застойный; простой, но не низкий[646]; легко развертывается, но знает пределы; плотный и не допускает просачивания. Если уровень не утратит своей ровности, то тьма вещей придет в равновесие, в народе не будут зреть опасные замыслы, гнев и обиды забудутся. Итак, Верховный Владыка делает вещи ровными и покойными[647].

Циркуль как мерило, сделавши оборот, не возвращается назад; круглый без задоринки; вольный, но не распущенный; в проявлении чувств умерен; легко развертывается, но знает пределы; праздный и раскованный; не вызывает обид. Если мера циркуля не утрачивается, то страсти держатся в границах.

Весы как мерило медлительны, но не отстают; ровны и не впадают в обиды; раздают и не считают это милостью; выражают сочувствие, но не порицают. Они призваны выравнивать доходы народа, с тем чтобы поддержать недостаточных. Полнокровные и солнечные, только благом ведомы. Пестуют растущее и воспитывают подрастающее, чтобы тьма вещей пышно цвела, чтобы зрели злаки, чтобы были полны закрома во всех границах и пределах. Если в управлении не будет упущений, то все на небе и земле будет разумно устроено.

Угольник как мерило внушает уважение и не вызывает подозрений, тверд и не теряет присутствия духа, если что забирают у него, не испытывает обиды, если что приносят ему, не видит в том вреда. Величествен и суров, но не внушает страха. Приказы исполняются неукоснительно. Казнит, карает и достигает желаемого. Недруги и враги оказываются побежденными. Если угольник выдерживает точность и нет в нем упущений, со всех спросится и все покорятся.

Гири как мерило настойчиво добиваются, но не завладевают; убивают, но не расчленяют; заполняют полностью, так, чтобы было плотно и ничто не просочилось; разрушают вещи, но их не забирают; обвиняют и казнят, и не милуют; при этом непременно искренни; их честность неколебима; стремятся вычистить зло и жестокости, но не используют при этом кривых путей. Поэтому для того, чтобы зима была правильной, надо слабое усиливать, мягкое укреплять. Если гири будут правильны и это не утратится, то тьма вещей будет надежно укрыта.

Порядок, установленный Светлым залом, таков: в покое следовать уровню, в движении — отвесу, весной управлять с помощью циркуля, осенью — с помощью угольника, зимой — с помощью гирь, летом — с помощью весов. Вот почему сушь, вёдро, холод и жара приходят по сезонам; сладкие дожди, благотворная роса выпадают вовремя[648].

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ОБОЗРЕНИЕ СОКРОВЕННОГО

Когда-то давно Наставник Куан заиграл мелодию «Белый снег», и божественные твари спустились на землю, налетели ветры и дождь, Пин-гуна охватила немощь, а земли царства Цзинь выгорели от засухи. Вдова в отчаянии воззвала к небесам, и гром и молния поразили башню Цзин-гуна[649], покалечив людей, а море вышло из берегов. И слепец, и вдова — люди малые, их место равно ведающему пенькой, а вес легче пуха. Однако тот, чья душа напряжена, а дух сосредоточен, способен проникнуть вверх до Девятого неба, потрясти само Совершенное цзин[650]. Отсюда ясно, что от кары Высшего Неба не укрыться ни в могильной тьме, ни в глухом уединении, ни в глубокой пещере, ни в опасных горах.

Царь Воинственный, идя походом на иньского Чжоу, переправлялся в Мэнцзинь[651]. Дул яростный ветер, Ян-хоу[652] ударами волн обращал течение вспять, в кромешной тьме нельзя было разобрать, где люди, где кони. Тогда царь Воинственный, держа в левой руке желтый топор, а в правой сигнальный флаг с белым бунчуком, взмахнул им и с гневом во взоре воскликнул: «Я служу Поднебесной. Кто смеет препятствовать мне?» И ветер стих, и волны улеглись. Луян-гун имел сражение с Хань[653]. В самый разгар битвы, когда солнце стало клониться к западу, Луян-гун взмахнул трезубцем, и солнце вернулось на три стоянки[654]. Тот кто хранит целостность своей природы, бережет естественные свойства, не допускает изъяна в своем теле, тот встретив беду, оказавшись в опасности, душою сливается с небо, как если бы никогда не покидал своего корня[655]. Что только ему тогда не под силу!

Жизнь и смерть — соседи, не