Безумная мысль!

Ну а почему бы и нет, черт возьми? Ведь он хотел, чтобы Золушка приняла ванну в его доме, не так ли?

Горячая вода принесла с собой воспоминания. Сначала о Берти, о том, как он однажды шутливо заподозрил, что Верити любит его только ради возможности принимать ванну. А потом нахлынули воспоминания совсем далеких лет – как ее насильно купали ребенком, о дюжине платьев, которые были в ее распоряжении, когда она выходила из воды. А потом в зеркале своего туалетного столика видела отражения чудесных рощ и ручьев, пока горничная расчесывала ее влажные волосы. Ее, однако, занимали не сами рощи и ручьи фамильного поместья; она всегда смотрела сквозь них и видела огромный мир за их пределами.

Мир оказался пугающим, жестоким, каждый шаг давался нелегко – и она научилась подпрыгивать от счастья, если предоставлялась возможность принять горячую ванну, даже если ради этого ей приходилось сильно рисковать.

Однажды ей уже довелось побывать в его ванной комнате – именно тут она приводила себя в порядок после того, как мистер Сомерсет спас ее от уличных грабителей. Но ей мало что запомнилось. Комната оказалась маленькой, с темно-синими стенами, стулом с овальной спинкой, на котором она сложила одежду и полотенце, и комодом по пояс высотой.

Огромная батарея сбоку от ванны нагревала воздух – Боже, благослови эти новомодные изобретения! На батарее сохли ее трусики, которые она постирала, прежде чем погрузиться в воду. С другого боку от ванны стояла табуретка, куда она поставила стакан холодной воды. Верити смочила холодной водой носовой платок и положила его себе на лицо. Так у нее не закружится голова от пара и горячей воды. Она откинула назад голову и вздохнула, когда почувствовала, как медленно расслабляются напряженные мышцы спины. Именно то, что ей было нужно. Лишь теперь, оказавшись по горло в воде, она поняла, в каком нервном напряжении пребывала все эти дни.

По ее предположениям, Стюарту давным-давно следовало вызвать ее к себе, чтобы лично отдать распоряжения. Она бы отказалась явиться, с замиранием сердца дожидаясь, что он будет делать, получив отказ? И что ей делать, если мистер Сомерсет выставит ей ультиматум?

Но ничего не происходило. За четыре дня пребывания в Лондоне Верити сообщалась с хозяином только посредством приготовленных ею блюд. Она лично готовила ему завтрак, если тосты и хлеб с маслом можно назвать «блюдом». Стюарт съедал почти все, что она оставляла ему в погребце на ночь, но ни разу так и не вызвал Верити к себе. Не послал ни одной записки и лишь передал через миссис Аберкромби распоряжение насчет обеда, который планировался через десять дней. Словно он вызвал Верити в Лондон, повинуясь безумному порыву, а потом, когда дело было сделано, совершенно забыл о ней.

Тем временем Верити жила как на вулкане, объедалась пудингом и плохо спала по ночам. Ее тревога росла день ото дня. Каждое утро в окно кухни она наблюдала, как мистер Сомерсет уезжает по делам. Ее глаза жадно фиксировали каждую мелочь – отвороты брюк, развевающуюся пелерину пальто, а в сердце жил неутолимый голод, как в желудке лондонского бродяги. Камердинер мистера Сомерсета имел обыкновение гладить рубашки хозяина в людской; вдыхая запах чистой льняной материи и крахмала, Верити фантазировала, как она срывает со Стюарта эти самые рубашки. И вот сегодня, когда мадам Дюран была поглощена исключительно профессиональными обязанностями, явилась глупая Мэвис и заявила: вот бы хозяин застукал ее в собственной ванной!

Ужасная, непристойная и чертовски соблазнительная мысль.

Верити погрузилась в воду еще глубже. Когда она была молода, она обожала поцелуи и нежные словечки. Чего бы не отдала она в те дни ради крепких объятий, со стонами, криками, когда постель того и гляди развалится...

Рука сама нащупала дорожку к ноющему местечку между ног. Верити встрепенулась. Право же, ей следует умерять пыл – она доставляла себе это удовольствие не далее как прошлой ночью. Однако она уже успела воспламениться, и тело умоляло дать ему облегчение.

Не отнимая от лица носового платка, Верити подняла из воды одну ногу и нащупала кран с горячей водой. Вот, кажется, этот. Она повернула кран ногой. Ей ведь не захочется отвлекаться, если вода остынет, не так ли?

Стюарт вернулся в темный и пустой дом.

Ему понадобились кое-какие документы из кабинета. В другой день проблему можно было бы уладить, просто позвонив по телефону. Но у прислуги был выходной, дома не осталось никого, кто мог бы ответить на звонок и отправить ему документы.

Он стянул перчатки и стал греть руки над батареей в кабинете. По привычке плеснул себе порцию виски. Отпив из стакана, вдруг понял: ему хочется вовсе не виски, а доброго, крепкого чаю.

За ленчем Стюарт почти не ел. За обедом в «Клубе реформаторов» тоже почти не притронулся к еде. Время между завтраком и полуночью Стюарт в шутку сравнивал с целомудренным воздержанием – до того момента, когда он в очередной раз окажется наедине с деликатесами своей кухарки.

Печенье к чаю хранилось не в кухне, а в буфете в людской. Испеченные миссис Аберкромби – с ее стороны героическая, но обреченная на провал попытка – твердокаменные кругляши исчезли, уступив место песочному печенью. Печенья этого всегда было мало, и неудивительно. Дорога к вратам рая, должно быть, была вымощена этими свежайшими, маслянисто благоухающими шедеврами кулинарного искусства, которые могли бы лучше свидетельствовать во славу и милость Божью, чем холодный мрамор или пошлейшее золото.

У Стюарта возникло дикое желание съесть все прямо тут, в людской. Но он сдержался. Он получит больше удовольствия, если съест печенье с чаем, переодевшись в удобный домашний костюм. Он поставил чайник кипятиться на кухне и пошел наверх, чтобы переодеться.

Дойдя до своего этажа, он услышал ни с чем не сравнимые звуки – без сомнения, это бежала вода по трубам, направляясь в ванную комнату в дальнем конце коридора. Одним из главных неудобств водопровода было то, что бегущая по трубам вода ужасно шумела, производя стоны и завывания, нечто среднее между неисправным органом и расстроенным фаготом.

Но кто включил воду? Неужели протечка? Стюарт бросился вперед. Ванная предназначалась исключительно для его личного пользования, и на двери не было задвижки. Дверь открылась.

В лицо ударил пар, комнату заволокло туманом. Сначала он ничего не видел. Потом испытал настоящий шок: в его ванной сидела женщина. Влажный носовой платок закрывал ее лицо. Она сидела по горло в воде в клубах пара, откинув голову назад. Влажные темные волосы были стянуты в узел. Из воды поднимались ее колени. Левая рука, длинная, прекрасной формы, покойно вытянулась вдоль края ванны.

Это могла быть только мадам Дюран во плоти. Стюарт привалился спиной к двери, поражаясь ее наглости.

И ее наготе.

Из воды возникла ступня, потом красивой формы икра. Ее кожа блестела в медово-желтом свете, от нее исходил легкий пар. Сердце Стюарта забилось с удвоенной частотой.

Он никогда не понимал, почему мужчины сходят с ума по женским ножкам. Ах, эта трогательная жажда хоть краем глаза увидеть стройную лодыжку! Элегантная туфелька с вырезом, открывающим вид на чулочки, от чего захватывает дух! Но сейчас и Стюарт подвергался риску стать рабом высокого подъема и чистых розовых пальчиков.