Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Степан уже заканчивал тренировку, когда к нему подошел какой-то незнакомец. Было очевидно, что он не врач, но и не простой посетитель. Было в нем что-то неприятное и… нелепое, как показалось Степану.
— Здравствуй, Степан, — поздоровался незнакомец.
— Здравствуйте, — кивнул Степан, рассматривая его строгий костюм.
— Мое имя Николай Ильич. Можно просто Николай.
— Вы ко мне? — нахмурился Степан.
— Да, к тебе. Хочу поговорить с тобой.
— О чем?
— Здесь слишком шумно. Давай найдем более спокойное место. Тебе помочь?
— Нет, спасибо, я сам, — недовольно произнес Степан, с трудом вставая и вытирая лоб полотенцем. Усталые мышцы блаженно дрожали. Кожа под протезами горела, но это уже не беспокоило Степана. Его беспокоил незнакомец.
Они вышли в коридор.
— Насколько я знаю, ты через несколько дней едешь домой, так? — повернулся к нему Николай.
— Так. Но я не понимаю, кто вы такой и почему вас интересует, еду я домой или нет? Откуда вы вообще меня знаете?
— О тебе мне рассказывала Галя.
— Галя? — вздрогнул Степан.
— И говорила очень много хорошего.
— При чем тут Галя?
— Как раз о ней я хотел поговорить. Буду откровенен. Видишь ли, Степан, у нас с ней в последнее время были некоторые разногласия. У людей, которые столько времени встречаются, иногда возникают такие проблемы. Мы не то чтобы расстались, а просто решили немного отдохнуть друг от друга, подумать перед тем, как решиться на последний шаг.
— Последний шаг? — переспросил Степан, испытывая в душе странную пустоту.
— Да. Женитьба. Мы решили пожениться. Уже давно. Пойми меня правильно, я не ханжа, не феодальный собственник, я не собираюсь ограничивать свою будущую жену в знакомствах. Но всему должен быть какой-то предел, некая граница, за которую не стоит переступать. То, что она немного… увлеклась тобой — не есть хорошо, — неприятно хохотнул он. — Но я могу отнести ее увлечение насчет жалости. Уж прости меня за прямоту. Наших же баб хлебом не корми, дай пожалеть кого-нибудь, дай почувствовать всеохватывающую нежную покровительственность. Ты молодой, симпатичный… Такие увечья у любой вызовут ком в горле, желание помочь, приласкать. Это на уровне инстинктов. Я даже мысли не допускаю, что она может всерьез думать о дальнейших с тобой отношениях. Ты ведь и сам в эти отношения не веришь, правда?
— Почему? — Степан с вызовом посмотрел на него.
— Да потому что бабы выбирают таких мужиков, которые могут защитить и обеспечить семью. Они, может, и сами хотели бы думать иначе, изобретя для очистки совести романтичный образ, идеал с душой, переполненной нежностью только к ней одной, но в жизни все выходит так, как велит природа. А природа велит им искать защитника и дойную корову одновременно. Если ей это удается, она счастлива. Она мила, очаровательна, бесподобна и возвышенна, как ангел. Но если по каким-то причинам выходит просчет, женщина превращается в несносного демона, разрушающего все и вся вокруг. Год из года она точит и грызет еще вчера родного человека, но при этом терпит его возле себя. И не столько из-за того, что не хочется переезжать к маме или ее останавливает мысль о прожитых вместе годах, нет! Она жаждет насладиться местью за утраченные иллюзии. Так кого ты приобретешь в лице Гали? Ладно, я тебе скажу. С ней ты получишь постоянный укор в том, что испортил ей жизнь. Возможно, она тебе этого не скажет. Станет убеждать тебя, что это не так. Но знай — это так. Ты сам увидишь это в ее глазах, почувствуешь ее разочарование, которое она не сможет замаскировать. А если и сможет, то какая тебе польза от человека, притворяющегося любящим, страдающего и мучающегося из-за сознания своей ошибки? И представь, она будет рядом с тобой! Будет! Но только потому, что побоится огорчить тебя, поостережется нанести тебе рану хуже той, которую ты уже получил. Она возложит саму себя на алтарь тайных страданий и глубоко в душе возненавидит тебя за то, что ты заставил ее чувствовать себя несчастной и виноватой. В этом правда. Поэтому я и хотел поговорить с тобой. Подумай о том, что я тебе сказал. Пожалуйста, я могу отступить. Сейчас мое вмешательство только настроит ее против меня. И она охотнее сделает шаг, о котором потом пожалеет. Вот я и хочу, чтобы ты, как умный парень, все хорошенько взвесил и решил, что делать дальше. Повторяю, я вмешиваться не буду. Я люблю ее, но сейчас она в таком состоянии… из-за тебя. — Он с сожалением покачал головой. — Я знаю, что ты ей нравишься, она старается не обращать внимания на то, что ты… такой. Но подумай о том, что будет, когда все это закончится? А ведь это закончится, можешь мне поверить. Что тогда? Или, быть может, ты хочешь использовать ее жалость к тебе? Что ж, давай! Вперед! В таком случае ты ее не стоишь…
Степан резко прижал его к стене.
— Слушай, не заткнуться ли тебе?
— Все, что я хотел, я уже сказал.
— Тогда вали отсюда!
— Ухожу, ухожу. Не надо нервничать, Степан. Тебе я искренно желаю счастья. Но не обольщай мою Галю надеждами на счастливое будущее. Его у тебя нет.
Незнакомец с силой отстранил его и скрылся в коридоре.
Степан тяжело опустился на стул, стоявший рядом. Мимо проходили ребята, звали его с собой, но он их не слышал. Он ничего не слышал и не видел.
Нет будущего…
Так просто. И так жестоко. По-настоящему жестоко. Говорить такое — все равно что бить лежачего. Но ведь он сказал, а многие могли бы промолчать, стыдливо отводя взгляд.
Действительно, что представлял из себя он, Степан? Половинка человека с пенсией инвалида.
Степан не хотел так думать, но слова незнакомца точили ядом душу, холодили кровь предчувствием неотвратимой необходимости взглянуть на свою жизнь без розовых очков оптимизма. Все это время только его собственный оптимизм и доброжелательность окружающих помогали ему жить, надеяться, строить планы. Галя стала лишь подтверждением тому, что ущербность тела возможно преодолеть. Лишь бы душа не покрылась ржавчиной разочарования и тоски.
Но слова незнакомца пробили эту защиту, с такой ясностью и убийственной отчетливостью показали тщетность его простых надежд.
И как же трудно было вернуть себе свое спокойствие.
Степану сразу вспомнилась гитарка с красавицами на боку. Ее струны теперь не подчинятся ловким пальцам. Ее голос погиб вместе с его рукой. Погибнет и Галя, если останется с ним. Да и хотела ли остаться? Может, это была действительно жалость к калеке, переросшая в симпатию. Но симпатия — далеко не любовь. Не лучше ли прекратить все это сразу, чтобы поскорее примириться с собой, начать жить как-то по-другому… без опасений увидеть укоряющий, виноватый или тоскливый взгляд Гали? А она?.. У нее есть человек, который ее любит. Ведь он любит ее, это сразу видно.
Степан встал и отправился в палату.
Принятое им решение не успокоило, но оно было единственно правильным в данной ситуации.