Тело его парализовало, сознание угасало, но все-таки он слышал ее и понимал.

– Сначала свадьба, а потом похороны. Собачья свадьба с твоими псами… Ты меня заказал! Ты меня под своих ублюдков бросил!.. Если бы не Глеб, меня бы уже в живых не было! Глеб меня спас. И всех твоих ублюдков вырезал!.. Я его просила, чтобы он тебя, тварь, убил! Я просила, а он не смог! Потому что его твоя сука Оля по голове ударила! Как змея подколодная, ужалила его!..

Свирид все хуже слышал, но ее голос зазвучал громче. Распалилась Вероника, взбесилась от ненависти к нему.

– Глеб рвался к ней, спасти ее хотел, а она его ужалила! Потому что гадюка! И под тебя легла, потому что гадюка! Гад с гадюкой – отличная пара!.. Твои ублюдки меня изнасиловали! Ты хотел меня убить! Я тебя ненавидела! Да я молилась, чтобы ты сдох где-нибудь под забором, как последняя собака!.. А ты подъехал ко мне крутой, такой весь пушистый! Такой весь не при делах! Шуры-муры, трали-вали, да? Трахнуть меня захотел, как будто ничего не было! А было! Все было! И я все помню!.. И я тебе не твоя сука Оленька, я не проститутка! У меня гордость есть! Ты подыхать собираешься? – вдруг истерически взвизгнула Вероника.

Похоже, по всем ее расчетам, Свирид должен был уже умереть, а он по-прежнему сидел с открытыми глазами, смотрел на нее, все видел и слышал. Что-то не по плану пошло. Но это не радовало, потому что дно уже совсем близко. Сейчас в голове что-то лопнет, и все…

– Я тебя спрашиваю, ты подыхать собираешься?

Она вдруг схватила его за шкирку, столкнула со стула. Падая, Свирид ударился головой о пол, перед глазами все смешалось, и сознание по гудящей спирали ухнуло куда-то в бездну.

Город шумит за окном – машины мимо проносятся, сигналят, трамвай позвякивает и постукивает. Небо чистое, солнце, туча на горизонте собирается, обещая грозовой ливень, но дождь в жаркую погоду во благо. Кондиционера в номере нет, однако через открытое окно в комнату ветром с реки заносит свежий, чуть пахнущий тиной воздух. Река не очень близко, метрах в трехстах от гостиницы, но все это пространство занимает городской парк, сосны там и вязы с пышными кронами, хорошо бы посидеть на скамейке в шелестящей тени. Но Глеб не поднимается с кровати, лежит на ней и тупо смотрит в телевизор. Не выйдет он в город ни при каких условиях. Завтра утром у него вылет, а к обеду он будет уже в Москве. Уезжает он с чистой совестью, потому что Ольга согласилась прооперировать Сазонова. Сказала, что случай действительно тяжелый, но небезнадежный. И операция будет сложная, и уход понадобится серьезный, но Ольга все берет на себя.

Операция будет дня через три, однако Глеб не может ждать, у него служба. Сегодня вечером он сходит к Сазонову в больницу, пожелает ему всех благ, вернется в гостиницу и будет смотреть телевизор, пока не уснет. А утром: чемодан – вокзал – Москва. И никаких проблем.

Неплохо бы прогуляться по городу, но Глеб всерьез опасался неожиданностей, которыми полны улицы Черноземска. Не очень хорошо в номере, несмотря на свежий воздух, душновато здесь, но в засаде где-нибудь на горной тропе во много раз тяжелей, а там приходилось сидеть сутками. А здесь и постель мягкая, и телевизор, и в душ можно сходить, под прохладной водой ополоснуться. К тому же через пару часов он отправится в госпиталь. Две остановки на трамвае, и он на месте. Всего две остановки, без всякого отклонения в сторону…

В дверь вдруг постучали; возможно, это с уборкой в номер пришли.

– Да!

Но в номер вошла Ольга. Глеб в замешательстве глянул на нее. Никак не ожидал он ее здесь появления. Да и не говорил он, где остановился. Сказал, что в гостинице, и все…

– Лежишь? – спросила она с устало-снисходительной улыбкой.

– Уже нет, – поднимаясь на ноги, мотнул головой Дробов.

– Лежишь, баклуши бьешь, а друг в реанимации…

– Что с ним? – встрепенулся Глеб.

– Приступ у него случился, потребовалась срочная операция. Мне позвонили, я приехала…

– И что?

– Ничего, к вечеру отойдет от наркоза и будет жить…

Ольга села к нему на кровать с таким видом, как будто только что отошла от операционного стола. Летнее платье на ней из натурального, полупрозрачного шелка. Волосы собраны на затылке, уши открыты, висюльки на них из маленьких бриллиантов, на шее шелковая лента под цвет платья, скрепленная брошкой с таким же камнем, но более крупного размера. Подол слегка задрался и обнажил стройные ноги с крепкими, изящными икрами. Ноги загорелые, идеально гладкие, а платье такое легкое, воздушное, и ветер его колышет, пытаясь еще выше обнажить бедра. Как будто для Глеба ветер старается. Да и Ольга, похоже, не прочь ему подыграть.

Выглядела она соблазнительно и доступно. Но Глеб знал, что может произойти, если он вдруг распустит руки. Если она не расположена к нему, то пошлет его далеко-далеко и даже влепит пощечину. Строгая она женщина и цену себе знает. Но дело в том, что Ольга к нему расположена. И желание в ее глазах угадывается, и дыхание у нее жаркое – и грудь учащенно вздымается. Да и не стала бы она приходить к нему из-за Сазонова. Операция – это всего лишь повод.

– Жарко у тебя здесь, – сказала женщина.

– Так ведь номер простой, как палатка туриста, – усмехнулся Глеб. – Кондиционеров здесь не предусмотрено, цена не та…

– У меня кондиционер есть.

– Где «у тебя»?

– А квартиру мою помнишь. Там все так и осталось, как было. Только сплит поставили, а так ничего и не изменилось.

– Изменилось. Ты больше не живешь там.

– Не живу. Но ты бы мог там остановиться…

– С чего такая щедрость?

– Не знаю… – пожала женщина плечами. – Душно у тебя здесь. И номер с тараканами…

– Главное, чтобы в голове тараканов не было.

– А они есть? – с интересом посмотрела на него Ольга.

– Были. Но уже вывел.

– Чем?

– А с тобой позавчера поговорил, и все прошло. Никаких больше к тебе претензий.

– Это хорошо.

– Так никто и не говорит, что плохо… Ты зачем пришла?

Похоже, голос его прозвучал резко: Ольга вздрогнула так, будто ее уличили в чем-то непотребном.

– Как зачем? Я друга твоего прооперировала.

– У Гены номер моего телефона, он мог бы позвонить…

– Он в реанимации, там у него телефона нет. Тебе не интересно узнать про Сазонова?

Вид у нее был, как у девочки, которую уличили во лжи. Как будто бы непонятно, зачем она пришла к Дробову. Она страстная женщина и до секса жадная, но сдерживать себя умеет. И в постель она с каждым не ляжет. Но Глеб для нее не каждый… А муж, возможно, уже не удовлетворяет… Да и возраст у нее такой, когда старость пугает не на шутку, когда хочется зажигать, чтобы время не пропадало даром и было о чем вспомнить… А может, она просто-напросто шлюха – в приличной упаковке, но с непотребным нутром. Глеб думал о ней как о порядочной, а она променяла его на Свирида. Променяла его, как проститутка, которая хочет задорого продаться.