начал заполняться народом, как вдруг Ольга схватила меня за руку, показала на окно.

— Посмотри! Какое чудо на улице. Пойдем на нашу дорогу.

Действительно, было чудо. Тишина опустилась за зеленые холмы. Воздух был пропитан запахом горячих полевых трав и влажной земли, а серебристое от лунного света небо опустилось низко-низко. Стоило пройти всего несколько шагов, подняться на холм, и, казалось, можно было коснуться рукой кромки сияющего облака.

— Пошли в поле, — прошептала она.

Все было как во сне, и я не помню, как мы оказались на берегу Большого озера. С западной стороны, где находился водный стадион, доносилась музыка, а здесь берег был совершенно дикий, и только узкий бетонированный мостик среди высоких камышей напоминал о том, что кто-то позаботился, чтобы по озерным джунглям можно было совершать прогулки. Несколько минут мы шли среди зарослей. Потом оказались на самом краю мостика, почти на середине озера.

— Смотри, Владо, вон она! — крикнула Ольга, показав на отражение Луны в слегка волнующейся воде. — Как я хочу туда!..

— Я хочу тебе сказать, Оля…

— Не надо, Владо. Завтра я улетаю. Я очень люблю, одного человека. Его зовут Георгий… Ты ведь его знаешь. И он там, — она показала на Луну.

Обратно мы шли молча, и мне страшно было взглянуть ей в глаза. Я хотел, чтобы облака заволокли Луну.

Прощаясь, Ольга задержала мою руку в своей.

— Прости меня, Владо. Я должна была бы об этом сказать тебе раньше. Прости меня. Ты такой хороший, верный друг, а я такая глупая…

…Я никому не говорил об этом ни слова. Только тебе, «Людвиг», и то только потому, что скоро тебя не будет…

3

Через неделю после отлета Ольги ко мне в лабораторию прибежал запыхавшийся Сережка.

— Владо, готовь стихи!

— Какие, кому?

— Самые наилучшие, человеку, находящемуся в небе.

— Ничего не понимаю.

— Чудак. Завтра столетие со дня открытия трассы Земля — Луна. Торжественные вечера, народные праздники, гулянье и так далее. А кроме того, радиосвязь с Луной.

Я вздрогнул.

— Разве ты не хочешь поговорить с Ольгой?

Я пожал плечами, не зная, что мне ответить.

— Ты какой-то странный, Владо, честное слово. Впрочем, как знаешь. Только для разговора тебе нужно прийти между семью и девятью вечера в Управление космической связи, седьмой этаж, комната семьсот. Я зарезервировал для тебя пять минут.

Некоторое время я ходил по комнате, думая, что мне делать. Что делать, что делать?

— Что мне делать, «Людвиг»? — спросил я старую машину.

Конечно, я должен сказать Ольге то, что не было сказано. Но как? Какими словами?

— Я люблю Ольгу, «Людвиг»! Как мне сказать ей об этом?…

…Я подошел к пульту управления и повернул ручку экстремального поиска. Затем я включил систему самопрограммирования и всю память машины. «Людвиг» загудел, как бы сообщая мне, что ой готов выполнить любое задание.

Ряд черных клавишей с полуистертыми надписями: «Диф. уравнен.», «Интегр.», «Эконом, задачи», «Промышл.». Я нашел слово, наименее истертое временем, и нажал на клавишу…

«Старик работает медленно, очень медленно», — подумал я, глядя на неподвижный барабан. Наконец он пришел в движение.

4

Когда на следующий день я передал небольшой моточек проволоки девушке-оператору, она удивилась.

— А говорить вы не будете?

— Нет.

— Кому передать?

— Ольге Алехиной, биофизическая база.

Девушка вставила катушку в проигрыватель и нагнулась над микрофоном.

— Вызываем биофизическую базу, Ольгу Алехину.

Во всех динамиках, расставленных в зале ожидания, послышался шорох, а затем раздался голос, который звучал гулко, как в огромном пустом зале:

— Ее фамилия теперь не Алехина, а Карено. Сейчас она в кратере Коперника, на квартире своего мужа Георгия Карено. Говорить будете?

Я яростно завертел головой. Девушка-оператор сказала:

— Для Ольги Карено есть запись. Включите квартиру. Алло, Ольга Карено, алло…

— Да, я слушаю!

И я услышал музыку. Ее услышали все, кто был здесь. Это была старинная фортепьянная пьеса. Мелодия лилась, предельно ясная, искренняя, а аккорды создавали удивительный мерцающий фон, который, если закрыть глаза, превращался в лунный свет. Это была мягкая, грустная пьеса… Теплота руки Ольги, шорох камыша, качающаяся в воде лодка… Аккорды прятались за вязь основной темы, а затем властно выдвигались вперед, утверждая силу и могущество. Так было долго, целую вечность. И вот музыка замерла.

Девушка-оператор встрепенулась и скороговоркой произнесла:

— Переходим к следующей корреспонденции…

Но я уже ничего не слышал. Я быстро шел по коридору, а рядом со мной шагал пожилой, совсем седой человек.

— Хорошо придумано, молодой человек! — вдруг сказал он.

Я остановился и вопросительно посмотрел на него.

— А что это за музыка?

— Вы не знаете?

Я смутился. Откуда мне знать! Ведь это письмо придумал «Людвиг»!

— Молодой человек, — сказал мой попутчик, — это первая часть сонаты до-диез минор, написанной в начале девятнадцатого столетия гениальным композитором Людвигом ван Бетховеном. Иногда эту пьесу называют Лунной сонатой.

И тогда я побежал. Я бежал через весь город к вычислительному центру. Я сталкивался с прохожими, пробирался сквозь толпы праздничных людей, вырывался из рук танцующих на улицах и площадях, вскакивал в автобусы и, совершенно выбившись из сил, на лифте взлетел на десятый этаж. Я широко распахнул дверь своей лаборатории и остановился как вкопанный. На том месте, где раньше стоял «Людвиг», возвышалось сооружение из блестящего металла и пластиков…

ПОСЛЕСЛОВИЕ К УЭЛЛСУ

(Фантастические новеллы)

1. Человек-невидимка

Дверь отворилась, и никто не вошел. Профессор очень боялся сквозняка, но закрыть дверь ему не удалось.

— Войдите, — сказал он Невидимке и уселся за стол.

Минуту оба помолчали. Затем профессор спросил:

— Вы читали, что о вас написал Уэллс?

Невидимка кивнул головой.

— Эти ваши штучки могут плохо кончиться.

— Не удержался, — виновато пробормотал Невидимка. — Новый метод.

— Какой такой новый?

— Проглотил вещество, которое искривляет ход световых лучей.

— Не понимаю.

— Лучи обтекают меня, как струи. Они падают вот сюда, — по-видимому, он показал на спину, — и дальше, с противоположной стороны, идут по прямой линии, начиная с точки, противоположной точке падения. И так вокруг всего тела…

— Любопытно. Что вы хотите?

— Я голый, — сказал Невидимка и всхлипнул.

—