– То есть вы признаетесь в казнокрадстве, милорд? – спросила она.

– Слово-то какое мерзкое – «казнокрадство», – поморщился сэр Герберт. – Ну, допустим, признаюсь – что дальше? Надо возместить украденное?

– За этим дело не станет, – заявила она. – А пока перейдем к прочим обвинениям.

– А что, есть и прочие? – хмыкнул граф.

– А как вы думали? Террор по отношению к подданным Королевства. Работорговля. Государственная измена, наконец.

– Какая еще, к хаосу, государственная измена? – нахмурился арестант.

– Сговор с врагами Королевства. Покушение на Регента короны. Заговор с целью захвата власти, – отчеканила она.

– Миледи, да в своем ли вы уме? – покачал головой сэр Герберт. – Какой заговор? Какое покушение?

– Вот, прочтите для начала, – Александра пододвинула к нему лист светокопии.

Граф взял было бумагу в руки, но, едва взглянув, презрительно отшвырнул назад.

– Миледи, вы это всерьез? Да такие филькины грамоты мы по дюжине в месяц изымаем на границе! В Октагоне канцелярия производит их пачками, только оклеветанное имя заменяет. Да если из-за каждой такой фальшивки кого-то арестовывать – завтра в Королевстве ни одного рыцаря не останется в «седле»!

– То есть умысел на захват власти вы отрицаете? – уточнила Александра.

– Разумеется, отрицаю! Как я мог захватить ее больше, чем держал в руках до сегодняшнего утра? Водрузить собственную задницу на Черный Трон, спихнув оттуда Ее Величество? Благодарю покорно! Знаете ли, говорят, тем, кто пробовал выкинуть подобный фортель, эту самую задницу здорово припекало! Или предлагаете мне взять на абордаж Лукрецию и заставить плясать под мою дудку всю тамошнюю драконью кровь? Тоже, скажу я вам, дело малоперспективное!

– Не паясничайте, граф, – презрительно скривилась она. – Подмяв под себя всю периферию, пути утверждения в Столице у вас были, и вы это отлично знаете!

– А хотя бы и так? Но скажите, если я, как вы изволили выразиться, подмял под себя периферию, – какого хаоса мне переться еще и в Столицу? Здесь что, медом мазано? При том, что сэр Виктор меня во всем поддерживал, Мастер Ной не обижал с деньгами – пусть и не всегда официально, что уж там, но в этом ли дело? Да тут еще Октагон, хаос его дери, нависает всей своей мощью, только отвернешься – тут же ударит в спину. Вам, кстати, еще предстоит познакомиться с ним поближе – стоит Октагону понять, что тут у нас произошло, и границу способно будет спасти только чудо! А поймет он быстро, не сомневайтесь!

– Оставьте Октагон в покое, милорд, – отмахнулась она. – Говорите по существу. Итак, умысел на захват власти вы отрицаете. Вину в покушении на Регента короны – тоже?

– Сколько раз можно повторять, миледи?! – тяжело вздохнул граф. – Лучшего Регента, чем был сэр Виктор, мне и представить сложно. Его ранение и уход с поста – трагедия, которая еще аукнется Королевству. Мне вот уже аукнулась, – демонстративно потряс он цепями – те, как нарочно, звякнули не сразу, пришлось графу повторить рывок руками, из-за чего задуманный жест вышел не столь эффектным, как, вероятно, он рассчитывал.

– Красиво говорите, милорд, – бросила Александра. – Интересно, повторите ли все это так же цветасто под пыткой?

Кажется, впервые за все время допроса ей удалось всерьез его пронять.

– И давно у нас применяются пытки в отношении титулованной знати? – выговорил граф, изменившись в лице.

– Титул, особенно такой, как ваш, легко можно потерять, – развела руками графиня.

– Да, этого следовало ожидать… – пробормотал арестант. – Но знаете, миледи… Это же как рыцарский кортик – оружие обоюдоострое… И потом… Лишь глупец думает, будто пытка развязывает язык. Она его раздваивает. Под пыткой человек рано или поздно признается в чем угодно, но к истине его слова будут иметь такое же отношение, как эта ваша октагонская бумажонка, – кивнул он на документ на столе.

– Я смотрю, вы неплохо знакомы с предметом, милорд, – усмехнулась Александра, довольная тем, что сумела поколебать доселе не прошибаемую самоуверенность сэра Герберта. В действительности пытать своего арестанта она, конечно же, не собиралась: тут граф прав, признание, добытое таким способом, часто не стоит бумаги, на которой записано. То ли дело зелья из лабораторий Тэрако, которые так любила пускать в ход леди Анна! Но от них, увы, остались лишь воспоминания. – Сказывается опыт террора и вымогательств? Или это обвинение вы также будете отрицать?

– То, что вы называете террором, миледи – на самом деле не более чем акции приведения к покорности. Да, временами жесткие или даже жестокие – но на войне, знаете ли, приходится быть и жестоким.

– По отношению к королевским подданным?

– По отношению к агентам влияния врага. А зачастую – и прямым его пособникам.

– А как с этим связаны выкупы и поборы? Или, скажете, их не было?

– Всякое бывает, миледи. Но что плохого, если золото, полученное предателями от Октагона, перетечет в мои руки? Я же не в свой карман его кладу, а использую на пользу Королевства!

– А в рабство людей вы продаете тоже к пользе Королевства? – прищурилась она.

– Именно так!

– То есть обвинение в работорговле вы признаете? – быстро спросила Александра.

– Признаю, что сплавил купцам дюжину негодяев, – бросил арестант. – Проявил мягкость, да – по закону военного времени их следовало привязать сзади к «седлу» и прокатить на орбиту. Так что, если хотите, это было актом милосердия, миледи – сохранить им их презренные жизни. Можно подумать, здесь, в Столице, делается по-другому.

– А что в Столице? – не поняла она.

– О, так вы не знаете? – картинно вытаращил он очи – с его глубокими глазными впадинами для этого графу пришлось постараться, но результатом он, без сомнения, мог бы гордиться. – Ну так спросите на досуге у сэра Эмиля, где у нас отбывают наказание осужденные к бессрочной каторге. Думаю, вас ждет сюрприз, миледи!

– Спрошу, – с видимым безразличием кивнула она, хотя сохранить бесстрастное выражение лица и стоило ей усилий. – Непременно спрошу. А пока подведу итог с вами. Невеселый итог, милорд. Для вас невеселый. Даже если оставить лишь те обвинения, отрицать которые вы не рискнули за их очевидностью – казнокрадство и работорговлю, – на бессрочную каторгу хватит с лихвой. Или гуманнее, по вашему рецепту, привязать к хвосту «седла» – и на орбиту? Что скажете?

– Скажу, что решать суду, – мрачно буркнул граф.

– Суду Регента, милорд, – с ледяной улыбкой уточнила она.

– Нет, – вскинул голову арестант. – Суду космоса. Я требую поединка, миледи! Раз меня судит не Королевская Курия, я имею на это право, не так ли? – с каждым произнесенным словом граф все более оживлялся, так что к концу уже и вовсе скалился в улыбке.

– О, так вы не знаете? – выкатив глаза, передразнила его недавнее поведение Александра. – Не имеете, милорд! О поединке могут просить рыцари, владеющие «седлом». У вас же, граф, его больше нет!