Тем временем виконт продолжал поглаживать чувствительное место под ее подбородком, одновременно перебирая шелковистые пряди волос, освобождая их от шпилек и позволяя им каскадом упасть на манжеты его рубашки.

Саммер скорее почувствовала, нежели услышала его голос, напоминающий мягкое мурлыканье:

– Тебе уже лучше, дорогая?

– Я не уверена...

– Разве массаж не действует расслабляюще?

– Не знаю. Я совсем не ощущаю своего тела.

Глухо засмеявшись, Джеймс произнес:

– Когда лекарство перестанет действовать, дай мне знать, и мы исправим положение.

– Не сомневаюсь, – прошептала Саммер.

Ее голова склонилась набок, и она бросила на виконта оценивающий взгляд. Он все еще улыбался, складки в уголках его рта углубились. Сердце Саммер сжалось. Как же он красив! Виконт. Темный рыцарь. Мужчина, спасший ее от неминуемой беды. Разве она не молилась, спрятавшись в шкафу Гарта, о том, чтобы Господь ниспослал ей рыцаря в сверкающих доспехах?

Возможно, Джеймс Камерон не совсем подходил на роль рыцаря, о котором она мечтала, произнося молитву, но он определенно пожертвовал чем-то ради нее. Если бы только...

Если бы только он воспринимал ее не как девушку на одну ночь. Саммер хотела любви. Она нуждалась в ней. Она хотела, чтобы ее любили не за ее приданое или громкое имя, а просто за то, что она есть. И теперь у нее появился такой шанс. Джеймс ничего не знал о ее деньгах, хотя он скорее всего вовсе в них не нуждался. Если она признается ему, что ее настоящее имя Саммер Сен-Клер, что она наполовину француженка и к тому же племянница вероломного Бартона Шрайвера, она может упустить свой шанс обрести бескорыстную любовь. Осмелится ли она признаться в этом сейчас? Ведь, в конце концов, он лишь хотел утолить свой мужской голод, который излучали его черные как ночь глаза. Джеймс не думал о том, что будет дальше, после того как закончится эта ночь.

Зато Саммер об этом думала. Она страстно желала любви, которая окутывала бы ее, словно коконом, и при ярком свете дня, и лунной ночью. Она знала, что такое всепоглощающая любовь, не требующая никаких обязательств, и она хотела испытать ее снова.

Однако все ее сомнения и надежды разбились о суровую реальность, когда Джеймс встал со скамьи и увлек Саммер за собой. Он долго и страстно целовал ее, то терзая ей рот, то скользя губами по щеке и покусывая мочку уха. Его теплое дыхание заставляло девушку трепетать, когда виконт крепче прижимал ее к своему мускулистому телу.

Он источал дикое желание и силу, которые пугали Саммер и вместе с тем пробуждали в ней нетерпеливое ожидание. Но она не могла поторопиться и закончить эту пытку.

Голосом, хриплым от желания, Джеймс прошептал ей на ухо:

– Ты нужна мне. Я хочу погрузиться в тебя, хочу услышать, что ты тоже меня хочешь.

Господи! Ну почему его шепот заставляет ее сердце подскакивать, а горло сжиматься так, что она с трудом может дышать?

Саммер обязана была сказать ему, что не может сдержать данного слова, не может позволить ему оказаться в ее постели. Она обязана была сказать, что никогда прежде не спала с мужчиной, и при сложившихся обстоятельствах Джеймс должен понять, почему она вынуждена отказать ему. Саммер обязана была оттолкнуть его и твердо сказать, что должна покинуть Англию, пока не потеряла свое сердце и остатки благоразумия под его искушающим натиском.

Но она не произнесла ни слова.

Джеймс повел ее вверх по лестнице, а потом в спальню. Он захлопнул за собой дверь, подхватил девушку на руки и понес ее к широкой, скрытой пологом кровати.

Так и не успев сказать ни слова, Саммер обнаружила себя прижатой к мягкой перине, а губы виконта накрыли ее губы, лишив ее возможности говорить. В этот момент Саммер поняла, что пропала – она окончательно отдала свое тело и душу дьяволу.

В комнате горели светильники, но их неяркий мерцающий свет не мог проникнуть сквозь тяжелый полог, скрывающий кровать. Каждое прикосновение жгло Саммер словно огнем. Тяжелое тело вдавило ее в перину, в то время как Джеймс, приподнявшись на локтях, не сводил глаз с ее лица.

Когда он провел пальцами по ее горлу и спустился ниже, Саммер задрожала. Все ее существо было охвачено пламенем, и она никак не могла унять дрожь. Ладонь Джеймса легла на ее грудь, и девушка закрыла глаза. Даже это легкое, словно прикосновение перышка, поглаживание вызывало мучительную боль во всем теле и заставляло ее бедра сжиматься, чтобы унять пульсацию в той частичке тела, названия которому Саммер не знала. Она не понимала происходящего. Как мог Джеймс сотворить с ней подобное с такой легкостью?

Саммер была все еще полностью одета, но подол ее муслинового платья задрался и теперь вздымался выше колен беспорядочными складками. Она смутно помнила, что виконт потянул за шелковые ленты, завязанные под лифом платья, и развязал их. Под платьем на Саммер была надета лишь сорочка, тонкая, словно паутина, на тон светлее платья. Белые шелковые чулки были подвязаны у колен, а туфли Джеймс каким-то образом успел с нее снять.

Саммер заворочалась, но платье лишь задралось выше, обнажив ее бедра, белеющие в темноте.

– Господи, – словно где-то в отдалении услышала она бормотание Джеймса, и его рука скользнула вверх по ее бедру. Его пальцы запутались в тонкой ткани, но он освободился от нее, нетерпеливо дернув рукой.

Полулежа на Саммер, Джеймс перенес вес тела на один локоть и склонил голову, чтобы поцеловать ее. Не отрывая губ от мягких, нежных губ Саммер, он спустил лиф ее платья, чтобы высвободить грудь. Девушка ощутила прохладу воздуха на своей обнаженной коже, удивляясь, что от нее не исходил пар, – ведь все ее тело горело, словно охваченное пламенем.

Атласные простыни, прохладные и скользкие, касались ее разгоряченной кожи, еще больше накаляя опьяняюще-чувственную атмосферу полумрака, прерываемого лишь вспышками огня в камине. Саммер казалось, что весь мир теперь состоял из горячего тумана и неясных эмоций. Каждое движение Джеймса, каждое его прикосновение превращалось в чувственную пытку, и казалось, он знал об этом.

Проводя кончиками пальцев по коже Саммер, Джеймс играл с тугими вершинами ее грудей, отчего они еще больше затвердели и устремились навстречу его губам. Джеймс повиновался их зову, проведя влажным языком по розовым ореолам. В тот же миг Саммер показалось, будто грудь обожгло огнем, а сердце начало биться где-то в глубине ее горла.

Воздух судорожно вырывался из ее груди. Девушка вцепилась руками в прохладную ткань рубашки виконта и принялась мять ее, ритмично сжимая и разжимая пальцы. Шелковистые пряди черных волос Джеймса скользили по ее шее, когда он дарил щедрые ласки то одной груди, то другой, и Саммер слышала чьи-то тихие стоны, доносящиеся как будто со стороны.

Она не сразу поняла, что эти звуки исходят от нее. Тихие стоны желания заполняли пространство между их телами, вибрирующими от разгорающейся страсти.