Сам Секст Помпей и не собирался соблюдать принятые соглашения, хотя на радости Марк Антоний обещал ему, кроме требуемых островов, еще Пелопоннес. Помпей просто не мог лишить своих пиратов их дохода, попросив лишь на время приостановить действия. В этой компании никто никому не верил, и Октавиан тоже. Он обещал Марку Антонию двадцать легионов, что заведомо не мог выполнить. Марк обещал Помпею Пелопоннес, но уже решил построить на острове Закинф свою морскую базу, чтобы не допустить Секста в этот район… Почему бы самому Сексту не заключить тайный договор с египетской царицей против ненавистного ей Октавиана?

Жаль, что Мен не обрубил канаты, но что сделано, то сделано. А с проволочками Клеопатры Секст тоже был согласен, нужно подождать, пока войска Антония уйдут в Парфию, и тогда напасть на Рим! Ай да царица, умная женщина.

Не подозревая о возможности договора между Секстом Помпеем и Клеопатрой, Марк Антоний планировал свой поход на Парфию, а Октавиан, обрадованный пополнением в сотню кораблей, переданных Антонием, уже прикидывал организацию разгрома баз того, на пиру которого гулял.

Антоний действительно отбыл сначала в Афины, а потом в Сирию. Октавиан развелся со Скрибонией (этот брак был больше не нужен, как и сама женщина) в тот день, когда она родила дочь, названную Юлией. Это был единственный ребенок Октавиана, хотя поговаривали, что его третья супруга Ливия Друзилла, вышедшая за консула замуж беременной якобы от предыдущего мужа, в действительности родила сына от самого Октавиана.

Разорвав семейные узы с Помпеем, консул решил, что свободен и от остальных, тем более пираты Помпея своих действий на море почти не прекратили. Октавиан был никудышным военачальником, а уж флотоводцем и того хуже, он позорно проиграл одну за другой несколько компаний против Секста Помпея. Приди в это время ему на помощь Клеопатра, все могло решиться в пользу новых хозяев Италии, но царица дала себе слово больше не вмешиваться в дела Рима. Слово, которое позже не сдержала из-за все того же Марка Антония. Объединенный флот Египта и Помпея мог взять под контроль все Средиземное море и диктовать свою волю Риму, тем более в самом Вечном городе Октавиана очень не любили, но этого не случилось.

Секст Помпей трижды громил флот Октавиана, и тот трижды призывал на помощь своего зятя. Два раза Антоний приезжал на встречу с Октавианом, но тот, сам же и просивший помощи, не являлся. Октавии стоило труда успокаивать взъяренного супруга. В третий раз триумвиры встретились, заключили новое соглашение, которое было скреплено помолвкой сына Антония, Антилла, рожденного Фульвией, и дочери Октавиана Юлии. При этом мало кого волновало, что жениху было всего девять лет, а невесте и того меньше – два года.

Октавиан получил новую поддержку кораблями для войны против Помпея, а Антоний (наконец-то!) – четыре легиона для похода на Парфию. Пора действительно отправляться за славой и новыми богатствами. Дети от двух браков оставались на попечении Октавии, которая снова была беременна.

Все это время Марку Антонию было вовсе не до Клеопатры, его занимали дела римские и семейные. Не то чтобы он не вспоминал, но ничуть не страдал из-за того, что оставил женщину и что его дети растут без отца. Уж отцовских чувств Марк Антоний не испытывал никогда. Одной парой детей больше, одной меньше… Дело женщин – рожать детей и их воспитывать.

Спокойная, уравновешенная, добропорядочная Октавия, умело сглаживающая все углы, всегда готовая простить, пожалеть, помирить, ему порядком надоела. Жена с прялкой в руках, окруженная детьми, не была идеалом Марка. Побыл верным мужем и хорошим отцом, и хватит, пора жить своей жизнью. Понимала ли Октавия, что теряет мужа? Едва ли, ей, воспитанной Аттикой по правилам добропорядочного дома, в котором больше ценились желание неустанно трудиться и жить со всеми в мире, чем стремление завоевать этот мир, умение быть верной женой и хорошей матерью больше, чем страстная любовь, спокойствие больше, чем горение, и в голову не приходило, что все это можно сочетать.

Разве могла добрая жена быть страстной любовницей своему мужу? Разве могла женщина, хранительница очага, стремиться завоевать мир? Разве можно женщине заниматься мужскими делами, править не только слугами, но и целой страной, ходить в походы, строить флот, вооружать армию? Нет, конечно, нет! Дело женщины – прясть и ткать, рожать детей и воспитывать их в ожидании возвращения мужа из похода. А уж чем он там занимается… Ничего, лишь бы вернулся.

Спокойная и верная Октавия откровенно надоела, надоела ее готовность жертвовать собой, быть со всеми в мире, всегда соглашаться… Все чаще вспоминалась неистовая Фульвия, очертя голову кинувшаяся против обидчика, пусть даже проигравшая. А еще чаще – Клеопатра, горячая, умеющая и очаровать, и развлечь, сделать жизнь интересной, и к тому же умело правившая огромной страной. Марка Антония меньше волновало ее правление и рожденные дети, больше занимала сама Клеопатра и помощь, которую от нее можно получить. Но как это сделать после того, как он бросил царицу беременной?

Антоний еще только целовал Октавию на прощание на Керкире, а его мысли уже принадлежали той, что жила в Александрии.

Марк Антоний маялся от сознания, что ему придется смотреть в глаза Клеопатре. Конечно, он поступил как-то… нечестно, что ли. Обещал вернуться и не вернулся… Вернее, почти вернулся, но через несколько лет, к тому же женившись на Октавии. Но он легко находил оправдание. Во-первых, женитьба на сестре Октавиана чисто политическое дело, ведь этот брак утверждал сенат, а сама «невеста» была беременной от своего предыдущего мужа! Во-вторых, он мужчина, а потому дома не сидит и сидеть не собирается. В-третьих, вернулся же…

Да, он все это время готовил поход, о котором они вместе столько говорили, проклятых парфян надо призвать к ответу за гибель Красса и еще много кого. Это мужское дело, потому он и был столько времени занят. Должна же царица понимать разницу между ним, Марком Антонием, и ее советниками вроде Протарха, которые только и знают, что вести счет доходам и расходам!

Марк Антоний сам себя ловил на том, что уже который день, с тех пор как только задумал позвать Клеопатру к себе в Сирию, только и занимается тем, что мысленно перед ней оправдывается. Это заметил его друг Фонтей Капитон, пришлось объяснять:

– Поход на парфян дело слишком серьезное, чтобы не привлекать к нему египетскую царицу с ее возможностями.

– Конечно, – понимающе кивнул друг.

– Но я… как бы это сказать…

– Ты виноват перед ней?

– Да, именно.

– Марк Антоний, ты мужчина и вовсе не обязан отчитываться перед женщиной, да еще и чужой, в своих поступках. К тому же ты политик и воин, а потому твое поведение и вовсе не требует объяснений.

– Но есть еще Октавия… Мало ли что она подумает?

– Скажи лучше, Октавиан. Значит, нужно обставить все как чисто деловую встречу. Ты правильно решил пригласить царицу в Сирию, а не самому ехать к ней в Александрию.

Марк Антоний хотел сказать, что он еще ничего не решал, но возразил другое: