— Ты красивая, — говорит Иос, глядя на меня, — жалко, что жить тебе осталось совсем недолго.

Я хочу возразить, что умирать я совсем не собираюсь, но предпочитаю поберечь остатки сил.

— Ты чем то похожа на мою Лану, только волосы у нее были черные, как вороново крыло, совсем не такие, как у тебя. Она тоже умерла и я похоронил ее, так же, как похороню сегодня и тебя.

— Я буду жить, — найдя в себе силы, шепчу я.

— С такими ранами, как у тебя, не живут, девочка, — вздыхает Иос.

Я закрываю глаза, не в силах больше смотреть на его лицо и на этот взгляд.

Я не должна умереть здесь. Нет, этого не случится.

— Ей было всего двадцать четыре года, пне думаю, что сильно меньше, чем тебе. Она любила петь песни и мастерить птиц из дерева, которое я добывал специально для нее. Я любил ее больше жизни. Любил, как солнце любит небо. Как звезды любят ночь. Но они забрали ее у меня. Ее и моего сына. Я был рядом с ней, когда она умирала, и ничего не мог поделать. Я держал ее за руку, смотрел точно так, как сейчас смотрю на тебя, зная, что надежды нет.

— Жена? — спрашиваю я на выдохе.

— Да, прошло уже тридцать лет, а я чувствую это так, словно все случилось вчера. Знаешь, говорят, что время лечит, но, кажется, оно лишь калечит.

Он берет мою руку в свою и принимается что-то тихонько напевать, низким убаюкивающим голосом.

Я слушаю его песню и чувствую, что постепенно погружаюсь в забытье. Неясные образы выплывающие из моих воспоминаний будоражат меня, воскрешают в памяти лица людей, чьих имен я не помню, картины мест, где я никогда не бывала.

Очнувшись вновь, я чувствую, что пение Иоса стихло, но он продолжает держать мою руку.

— Камень, — говорю я, чувствуя, что мне нужно вернуть цепочку с камнем, которую с меня сняли. Я чувствую, что это важнее всего остального. Важнее воды, важнее даже, чем мое собственное прерывистое дыхание.

Он внимательно прислушивается и, наконец, разобрав мой шепо , кладет мне на грудь камень на цепочке.

— не могу поверить, что ты все еще жива, -- говорит он удивленно.

Как только камень касается моей груди, я чувствую, что в голове начинает немного проясняться. черный морок, который почти полностью заволакивал мой взгляд, теперь начинает рассеиваться и я с удивлением для себя самой осознаю, что чувствую себя гораздо лучше.

— Спасибо, — говорю я и пытаюсь приподняться, чтобы сесть.

— Нет! Нет! Лежи, не вставай, — говорит Иос. — Тебе нельзя двигаться, жизнь едва теплится внутри твоего тела.

— Если ты считаешь, что я вот вот умру и это неизбежно, то какая разница? — спрашиваю я, сама удивляясь, что смогла выговорить такую длинную фразу.

Иос хмурится, глядя на меня и качает головой, словно не веря в то, что только что услышал, словно моя речь совсем не вписывается в его сложившуюся картину мира.

Он осторожно гладит меня по волосам и мягко касаясь, поворачивает мою голову, похоже, чтобы снова взглянуть на рану, которая, по его мнению, должна была послужить причиной моей смерти. Он касается волос рядом с раной на голове и она тут же отзывается яркой вспышкой боли.

-- Больно, -- выдыхаю я.

— Прости, прости, — говорит он поспешно. Это очень необычно, но я могу поклясться, что совсем недавно видел, что твоя рана намного хуже, чем выглядит сейчас. Кровь остановилась и края раны затягиваются. Я не понимаю...

— Значит, хоронить меня еще рано? — спрашиваю я, с единственной легкой улыбкой, которая мне доступна.

Я вижу его растерянный взгляд, который так необычно смотрится на его умудренном опытом лице. Но, одновременно с растерянностью я вижу в этом взгляде искру подлинной надежды, которая явно давно не посещала этого, судя по всему, очень одинокого человека.

— Я смастерю носилки, говорит он поспешно. — Это очень странно, но… Похоже, у тебя еще есть шанс. Возможно, я смогу тебе помочь.

Ожидая его возвращения, я вновь проваливаюсь в нечто среднее между сном и забытьем.

Я не тороплюсь признаться себе, что худшее позади, но в глубине души знаю, что я спасена и сегодня не тот день, когда меня похоронят.

Я поднимаю руку, которая кажется невероятно тяжелой, и касаюсь израненными пальцами камня, который лежит на моей груди. В это же мгновение в голове моей возникает имя.

— Тайдел, — шепчу я.

Глава 36

Пламя вокруг меня.

Яростное пламя, застилающее землю, оно заполняет ущелья, доходит до самых горных пиков и взмывает вверх, затмевая само небо. Я с ужасом смотрю на него и чувствую, как сгорают мои волосы, ресницы и брови. Я остаюсь на месте, глядя на то, как все вокруг покрывается черным пеплом, превращая все, что есть на земле в безжизненную остывающую пустыню, лишенную тепла, солнца и любви.

— Смотри, дочь мира, что будет с ним, если твоя кровь не займет престол, — гремит само небо, разделяясь на части вспышками ярких молний.

Я пытаюсь отвести взгляд, закрыть уши, но я обездвижена. Все, что я могу — внимать этому страшному голосу.

— Кто ты? — кричу я, сквозь расширяющуюся во все стороны пепельную бездну.

Но в ответ слышу лишь глухой стук, затихающий постепенно.

Меня будит нежный перелив колокольчиков, тонкий и ясный, словно журчание весеннего ручья в лесу, и свет бьющий в глаза, но свет мягкий, словно бы пробивающийся к моему лицу сквозь ткань.

Неясные воспоминания то ли детства, то ли счастливых юношеских дней, вытесняют страшный сон и заставляют меня улыбнуться. Я вдыхаю чистый воздух полной грудью и открываю глаза.

В первое мгновение я