Не следует думать, будто меня это совершенно не коснулось и я избежала множества выговоров и косвенных упреков, которые вовсе не утрачивали своего жала от того, что ничего не говорилось прямо, но, напротив, ранили глубже, так как не позволяли сказать хоть слово в свое оправдание. Мне часто приказывалось развлечь мисс Матильду чем-нибудь другим, напоминая ей о требованиях и запретах маменьки. Я прилагала все усилия, но как можно было развлекать ее против воли, предлагая занятия, к которым ее сердце совершенно не лежало? И хотя я не ограничивалась только напоминаниями, мои короткие увещевания никакого впечатления не производили.

— Милая мисс Грей! Просто поразительно! Полагаю, от вас нельзя требовать того, что вам не дано природой, и все же я удивляюсь, что вам не удается завоевать доверие девочки, так чтобы ваше общество было ей по меньшей мере столь же приятно, как компания Роберта или Джозефа!

— Но они лучше меня разбираются в том, что ее интересует, — отвечала я.

— Ну-ну! Согласитесь, несколько странно услышать такое признание из уст ее гувернантки! Кто, хотела бы я знать, может воспитать вкусы девочки, если ее гувернантка этим не занимается? Я знавала гувернанток, для которых изящество манер и благовоспитанность порученных их попечению девиц были как бы их собственными, и они краснели от стыда, если их за что-нибудь упрекали. А малейшее замечание по адресу их учениц причиняло им большее огорчение, чем обращенное к ним самим. И мне это представлялось только естественным.

— Вы так считаете, сударыня?

— Ну, разумеется! Манеры и изящество барышни важнее для гувернантки ее собственных. Как и для света. Если она хочет преуспеть на выбранном ею поприще, то должна отдавать своим обязанностям все силы. Все ее мысли, все помыслы должны служить лишь этой цели! Когда мы оцениваем достоинства гувернантки, то, естественно, смотрим на барышень, воспитанных ею, и судим о ней естественно. Благоразумная гувернантка это понимает. Она знает, что, хотя сама пребывает в тени безвестности, достоинства и недостатки ее учениц открыты всем взглядам и что достигнуть успеха она может, только если забудет о себе, образовывая их ум, манеры и вкусы. Видите ли, мисс Грей, это правило любой профессии: те, кто хотят преуспеть, должны вкладывать всю душу, все силы в свое занятие. Если же они начинают поддаваться лени или уступать своим прихотям, более трудолюбивые соперники скоро далеко их обгонят, а между той, которая губит своих учеников небрежением, и той, которая развращает их собственным примером, разницы нет никакой! Вы простите меня за такие наставления, но ведь вы понимаете, это ради вашей же пользы. Многие дамы говорили бы с вами куда строже, а многие избавили бы себя от труда говорить хоть что-нибудь и просто молча подыскали бы замену. Так, разумеется, было бы легче всего, но я понимаю все преимущество подобного места для особы в вашем положении, и у меня нет желания расставаться с вами, так как я уверена, что вас не в чем было бы упрекнуть, если бы вы только думали обо всем этом и прилагали хоть чуточку старания! Тогда бы, я убеждена, вы в самом скором времени приобрели бы тот тонкий такт, которого вам пока недостает, чтобы вы могли надлежащим образом влиять на свою ученицу.

Я намеревалась указать величественной даме на кое-какие погрешности в ее рассуждениях, но она уплыла прочь, едва договорив. Она высказала все, что считала нужным, а дожидаться моего ответа в ее планы не входило: мое дело было слушать и не возражать.

Однако, как я уже упомянула, Матильда под конец в какой-то мере подчинилась материнской власти (жаль только, что власть эту не употребили несколько раньше!) и, лишившись почти всех любимых развлечений, вынуждена была довольствоваться длинными верховыми прогулками в сопровождении грума и длинными пешими прогулками в сопровождении гувернантки, а также посещениями жилищ батраков и арендаторов своего отца, где можно было скоротать время, болтая со стариками и старухами, которые оставались дома, пока остальные трудились в полях. И вот во время одной такой прогулки мы повстречали мистера Уэстона. Я так давно об этом мечтала! Но тут мне захотелось, чтобы либо он, либо я перенеслись бы куда-нибудь еще: мое сердце забилось так отчаянно, что я испугалась, не выдала ли я своих чувств. Однако он, как мне показалось, даже не взглянул на меня, и я скоро успокоилась.

Коротко с нами поздоровавшись, он осведомился у Матильды, не получала ли она известий от сестры.

— Да, — ответила она. — Розали написала из Парижа, она прекрасно себя чувствует и очень счастлива.

Последнее слово она подчеркнула и сопроводила дерзким взглядом, но он словно бы ничего не заметил и ответил серьезно и столь же подчеркнуто:

— Надеюсь, так будет и впредь.

— А вы верите в вероятность этого? — осмелилась спросить я, потому что Матильда кинулась следом за своей левреткой, которая вспугнула зайца.

— Не берусь предсказывать, — ответил он. — Возможно, сэр Томас окажется лучше, чем я думал. Но, судя по тому, что я слышал и видел, можно только пожалеть, что существо такое юное, веселое и… одним словом, обворожительное, чьим наибольшим, если не единственным недостатком было, видимо, легкомыслие… Да, разумеется, недостаток серьезный, ибо он открывает дорогу почти для всех остальных и делает того, кто им обладает, беззащитным перед соблазнами… Но можно только пожалеть, что ее отдали подобному человеку. Я полагаю, этого захотела ее мать?

— Да. Но и она сама тоже, мне кажется: она всегда смеялась над моими попытками отговорить ее.

— А вы пытались? В таком случае, если это кончится дурно, вам утешением послужит мысль, что вашей вины тут нет. Но как сможет миссис Мэррей оправдать свое поведение, я представить себе не в состоянии. Будь я знаком с ней покороче, то, наверное, не удержался бы и спросил прямо.

— Да, это выглядит противоестественным, но некоторые люди считают титулы и богатства высшими благами в жизни и полагают, что выполнили свой долг наилучшим образом, если сумели приобрести для своих детей и то и другое.

— Совершенно справедливо! Но не странно ли, что так ложно судят опытные женщины, сами выходившие замуж?

Тут, запыхавшись, вернулась Матильда, держа за уши истерзанное тельце зайчонка.

— Вы намеревались спасти этого зайчика или убить его? — спросил мистер Уэстон, видимо сбитый с толку радостью, которой сияло ее лицо.

— Я притворилась, будто хочу его спасти, — честно призналась она. — Ведь до охотничьего сезона еще так далеко! Однако, конечно, смотреть, как Принцесса его прикончила, было куда интереснее. Но вы оба свидетели, что я ничего поделать не могла: Принцесса догнала его и перекусила ему спину в один момент! Чудесное было зрелище, верно?

— Весьма. Барышня в погоне за левреткой!

Она заметила легкий сарказм его ответа, пожала плечами, отвернулась с многозначительным «хм!» и спросила меня, как мне понравилась травля. Я ответила, что нравиться тут, на мой взгляд, нечему, но призналась, что я следила за ними не очень внимательно.