Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чарли ответила, что они в принципе закончили, и вслед за Мадлен спустилась вниз по лестнице. Когда они уже стояли в прихожей, она сообразила, что забыла спросить, знала ли Фрида об отношениях Густава с Мадлен.
— Понятия не имею, — ответила Мадлен. — Но, поскольку я не единственная, кого он завел на стороне, было бы странно, если бы она совсем не догадывалась о его изменах.
Садясь в машину, Чарли увидела гидессу в таком же платье, как у Мадлен, идущую через двор. Сцена с таким же успехом могла бы разыгрываться сто лет назад. Чарли почувствовала себя как путешественница во времени — путешественница, пытающаяся победить время. Беатрис пропала пятьдесят часов назад, а они по-прежнему топчутся на месте.
— Я не хотел поднимать эту тему, — сказал Густав. Он сидел на большом диване и потел в костюме, который носил накануне. Время от времени он бросал взгляд в сторону кухни, где Грегер беседовал с Фридой. Густав только что подтвердил, что у него были отношения с Мадлен Сведин.
— Я уверен, что она не имеет ко всему этому никакого отношения, — заявил он, когда Чарли спросила, почему он не рассказал обо всем с самого начала. — Фриде и так тяжело.
— Что важно, а что неважно для следствия — решаем мы, — ответила Чарли. — Поэтому, если у вас есть еще какие-нибудь тайны, лучше выкладывайте их сейчас.
Густав покачал головой в знак того, что никаких тайн у него больше нет.
— Это вы утверждали и раньше, — с нажимом произнесла Чарли, — и, тем не менее, мы получили сведения о вашей ссоре с Паскалем Бюле.
— Это была не ссора, — возразил Густав. — Он просто остался недоволен той суммой, которую получил за свою долю в компании. Он лишился этих денег. Сколько раз мне еще это повторять?
— Похоже, он чуть больше, чем просто недоволен, — сказала Чарли, — и теперь они оба исчезли — и он, и Беатрис. Кажется, это должно было сделать вас поразговорчивее.
— Мне нечего больше об этом сказать, — ответил Густав. — И я не знаю, где он может быть.
Чарли сменила тему.
— Расскажите о своих отношениях с Мадлен, — попросила она.
— Собственно говоря, это были не отношения, — ответил Густав.
— А что тогда?
— Мы познакомились, когда я только что вернулся из России, и пошел в бар с несколькими деловыми знакомыми. У нас с Фридой тогда был непростой период и… в общем, я встретил Мадлен, она начала ко мне клеиться, и… даже не знаю.
«Как предсказуемо, — подумала Чарли. — И так трусливо сваливать вину за все свои ошибки на жену и обольстительную любовницу».
— А потом? — спросила она, не в силах выслушивать, как он стал жертвой обстоятельств. Если ее что-то и выбивало из колеи, так это люди, не умеющие посмотреть на себя со стороны. Моральное падение и глупости не вызывали у нее отторжения — пока человек не начинал обвинять других. Ей пришлось напомнить себе, что Густав — отец ребенка. Отец, чья дочь пропала, и он не знает, получит ли ее назад — живой, мертвой или больше не увидит вообще.
— Потом? — переспросил Густав, словно не понимая вопроса.
— Да, после того вечера. Я предполагаю, что вы встречались несколько раз.
— Да.
— Как долго?
— Несколько месяцев — месяца три, наверное.
— И как часто вы встречались все это время?
— Какое это имеет значение?
— Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
— Несколько раз в неделю. Но пару месяцев назад мы расстались.
— Почему?
— Потому что я этого больше не хотел. Я хочу быть с женой, со своей семьей, мне все это с самого начала не представлялось серьезным.
— Как восприняла это Мадлен?
— Она как с цепи сорвалась. Кричала, что все расскажет Фриде. Испортит мне жизнь.
— И что произошло? Она рассказала Фриде?
— Нет, но она много раз мне этим угрожала. Могу сказать, что это довольно мерзко.
Чарли подумала о Мадлен, про ее серьезный настрой к работе гида, но и про другую сторону, которую заметила в ее облике. Мадлен, фигурировавшая в социальных сетях, сильно отличалась от той женщины, которая рассказывала туристам о событиях прежних времен. А теперь еще один портрет — в образе отвергнутой, взбешенной любовницы.
Мадлен ни словом не упомянула о своих угрозах испортить жизнь Густаву — впрочем, о таком вряд ли хочется рассказывать постороннему, особенно полицейскому. И даже если Мадлен показалась вполне рассудительной, вполне возможно, что под поверхностью скрывается черный омут. Когда тебя отвергли, это может пробудить в душе самые темные стороны.
— Есть ли еще женщины? — спросила Чарли.
— Об этом я не намерен здесь распространяться, — ответил Густав.
— Придется напомнить, что это полицейское расследование, — произнесла Чарли, — когда человек не может сам выбирать, о чем ему хочется говорить, а о чем не хочется.
— Придется напомнить, что моя дочь по-прежнему не нашлась, — ответил Густав. — Вы тратите драгоценное время, отслеживая нити, которые все равно никуда не ведут.
— Понимаю, что все это вгоняет вас в расстройство, — кивнула Чарли, — но вы не полицейский. Мы задаем те вопросы, которые необходимо задать.
Густав вздохнул и подался вперед, покосившись в сторону кухни.
— Можно сказать, что мой моральный компас немного… отклонился.
— Вы не могли бы уточнить?
— Да, есть еще женщины.
— Кто-нибудь из них угрожал вам или вашей семье?
— Нет-нет, — воскликнул Густав. — Никогда. И даже поведение Мадлен, хотя она и пришла в ярость, но… мне просто показалось, что это излишний пафос. Она не из тех, кто похищает детей.
— Вы знаете кого-нибудь из тех, кто похищает детей? — спросила Чарли.
Густав не ответил, и она продолжала:
— Вот именно. Многим трудно себе представить, как выглядят такие люди. Тем не менее, они существуют.
Густав кивнул.
— Все же я хочу, чтобы вы записали имена всех, с кем у вас были отношения, — сказала Чарли.
— Всех? — переспросил Густав.
— По крайней мере, с тех пор, как вы женились.
— Не совсем понимаю зачем.
— Затем, что всех их предстоит проверить.
— Хорошо, но это все равно ничего не даст, да и что считать отношениями? Некоторых я просто… встречался с ними один раз, даже имени не помню.
— Постарайтесь вспомнить как можно лучше, — сказала Чарли.
— Хорошо, — ответил Густав. — Постараюсь. В общем, мне очень жаль, если я… короче, не знаю.
— Просто постарайтесь не затруднять следствие, — с нажимом сказала Чарли. — Вот и все. В смысле — мы ведь хотим одного. Мы хотим найти вашу дочь.