Харгрив ни на минуту не оставляет меня, шепчет на ухо. По туннелям шастает цефовская пехота, подвывая, ухая и вереща, стреляет по всему движущемуся. Наверное, правильно иду: чем дальше, тем больше этих засранцев. Слишком много, чтоб справиться в один присест. Думаю, Н-2 соглашается, потому и не спешит наполнить меня праведной яростью. Мы прикидываемся невидимками, пытаемся проскочить незаметно.

До поры до времени – получается.

Впереди – грохот, будто стальной кулак или стенобитный таран проломил потолок. С верхней линии валится вагон метро: прям Молот Тора прорвал дешевый кондом. Не знаю, кто эту штуку обвалил, не знаю, нападение это или случайность, понятия не имею, отчего гребаная машина запылала факелом. Но вот она, в сорока метрах, сотня тонн искореженного, визжащего железа, блюющего пламенем. Во все стороны летят осколки стекла, раскаленные куски железа с зазубренными краями, куски бетона рикошетят от растрескавшейся стены. Наверное, один попадает и в меня – вдруг я замечаю свою тень, пляшущую в отсветах пламени, похожую на здоровенный гребаный наконечник стрелы.

Все бронированные и до зубов вооруженные садовые слизни видят тоже. И бросаются со всех сторон: сзади, из-за угла горящего вагона, и сверху тоже, со служебных галерей под потолком, – я же, болван железный, даже заметить их не потрудился.

Стреляют из-за решеток и ограждений, щели узкие, толком в ответ не выстрелить. Мать их, даже рядовые топтуны куда крепче прежнего – и откуда они такие взялись? Я плююсь кусками свинца и стали, выдирающими куски из бетонных стен, а эти засранцы получают – и хоть бы хны. Четыре, пять пуль, чтоб завалить, – и это при всем болтающемся голом мясе. А патронов-то у меня кот наплакал.

За спиной дверь в служебную комнату, тяжеленная, с двумя замками, но пара шальных цефовских пуль управилась с замками до меня. Я успеваю запрыгнуть в комнату перед тем, как режим максимальной защиты насухо выедает батареи. Я укрыт, можно спокойно подзарядиться. Время от времени высовываюсь, палю из-за угла, чтоб не подлезали близко, но они – снаружи, а я в каменном мешке. Ситуация, мягко говоря, сплошное дерьмо.

Толика света просачивается от двери, но по углам – кромешная темень, я включаю усилитель разрешения и осматриваюсь. Вижу ведро и половую тряпку, вижу коробку распределителя на стене, полную переключателей и высоковольтных кабелей. В углу – распухший от заразы труп. Бедняга забрался в место поукромнее и дал дуба. Мне тут же вспоминаются все виденные зараженные горемыки, бедняги, сгнившие изнутри, матери-самоубийцы, дергающиеся на улице тела, будто безголовые лягушки под током…

И вдруг в голову приходит кое-что еще – а именно, способ убраться отсюда.

Выглядываю из-за угла и щедро оделяю цефов свинцом – куда щедрее, чем могу себе позволить. Те бросаются врассыпную, я выцеливаю по меньшей мере парочку, отстреливаю к чертям собачьим червеобразные склизкие отростки. Они корчатся на полу, пока их хозяева прячутся по норам и расщелинам. Однако отстрелить-то отстрелил, а придурки словно и не заметили. Крепкие твари – если б мои руки-ноги поотрывать, вряд ли бы я бегал так невозмутимо.

Я вспоминаю вдруг про научно-популярные фильмы, про отношения «хищник – жертва» – и на пару мгновений кажется, что в идиотской цефовской броне, с мясом, выставленным напоказ, под огонь, – есть смысл.

Может, оно как с теми тропическими рыбками, у кого намалеван близ хвоста здоровенный фальшивый глаз, чтоб хищников обмануть – пускай не с того края хватают. Может, эти склизкие щупальца нарочно выставлены, может, они и не жабры, и не пенисы, а попросту пушечное мясо? Может, вся штука в том, чтобы выглядеть уязвимым, привлечь вражеский огонь к тем частям, какие можно отбросить навроде ящеричного хвоста? И пусть хищник давится чешуйчатой гадостью, пока жертва удирает почти невредимой.

Ну, как я понимаю, эта схемка – прямиком из «Энимал плэнет» – может и не сработать, когда дерутся создания с мало-мальски продвинутыми технологиями. Любой враг, способный выдумать гранату и смастерить автомат, такой простейший трюк разгадает быстро. Но если и разгадает – что с того? Зачем заслонять что-то, придуманное как раз для отстреливания? Если оно бесполезно, так не проще ли сохранить ресурсы для важного по-настоящему?

И какие из этого выводы? Да никаких. Просто примите к сведению на случай нечаянной встречи с парой склизких приятелей, у которых пенисы вместо ног.

Все эти мысли пронеслись в моей голове за доли секунды. Мозги балуются теориями, тело работает по заданному плану. Растрата патронов отогнала цефов, дала лишнюю пару секунд, чтоб доделать задуманное. Я раздираю коробку распределителя, выдираю кабеля, скручиваю и замыкаю. Восстановив заряд и прикрывшись невидимостью, прошмыгиваю в туннель, а цефы и ухом не ведут – потому что слышат меня, запертого в комнатушке, видят мою скачущую по стенам тень в голубом дрожащем свете высоковольтного разряда. А когда осьминожки наберутся храбрости ломануться в мое убежище, обнаружат у стены привязанный труп с оголенными кабелями под мышками, танцующий джигу под пятьдесят тысяч вольт. Я же в то время буду далеко за их спинами.

Остаточные рефлексы – вот в чем штука.

Честное слово, во всем моем взводе только я и мог бы до такого додуматься.

Призрак Митчелла Ривза приводит меня в глухой закоулок, где некогда еще живое тело Митчелла Ривза установило канистры С-4, перед тем как пойти и умереть в километре от них. Понятия не имею, отчего он их не взорвал. Это полезное дело совершаю я и, когда оседает пыль, проползаю из человеческого туннеля в цефовский – в место, полное теней, членистых машин и тусклого, нездорового серого света.

Я сперва подумал, что попал в огромную пещеру, вырытую в скальных породах под Манхэттеном. Повсюду – здоровенные кривые хребтовины из темного металла, похожего на оружейную сталь, с каждого сочленения мигают оранжевые глаза. Впереди – огромные башни, полные колес, рычагов и зубастых балок, похожих на пилы. Целый гребаный подземный город. Но затем вижу, как из расщелины впереди поднимается настоящая летающая пушка, невообразимая мешанина из патронных лент и двигательных блоков, все механическое нутро вывалено наружу. Поднимают ее обычные мигающие оранжевые левитаторы, и, следя за подъемом, понимаю: это не пещера. Над моей головой – настоящее небо, угрюмое, грязно-серое, но все-таки небо, а не потолок пещеры. Я в огромной яме, и по краям ее видны небоскребы Нью-Йорка.

И вдруг – будто конь лягнул в грудь, я валюсь на спину и глазею на грязные облака.

Только это не конь, а бронебойная пуля крупного калибра. Вспыхивает иконка системы обнаружения, на экране высвечивается место выстрела – стена обрыва. Слишком далеко, слишком много там укрытий. Кто стрелял – не разобрать. Но точно не человек.

– А-а, – бормочет Харгрив, – интересно, интересно.

Да уж – ведь система даже не предупредила. И сейчас молчит.

– Не двигайся! – предупреждает Харгрив. – Лежи спокойно. До сих пор эта тварь имела дело лишь с обычными солдатами, она считает тебя мертвым. Не разочаровывай ее.