Медленно пережевывая галету из сухого пайка, Штык мысленно перебрал в голове все события, что случились с ними за последние двое суток. Как удалось выдержать все эти немыслимые нагрузки, наверное, известно только той фармацевтической конторе, что выпускала стимулятор, на котором, по сути, они и держались всё это время.

Хомяк так и заснул, привалившись к стене с банкой консервированной каши в одной руке и кружкой горячей воды в другой. Булю, который собрался растолкать своего «солдата», Штык показал кулак и жестами предложил тоже ложиться спать. «Ефрейтор» не заставил себя долго упрашивать: ловко соорудил лежанку из двух рюкзаков и своей куртки и через минуту уже негромко похрапывал, словно с удобством расположился в собственной спальне. Сам Штык, пересиливая желание закрыть глаза и отключиться как минимум до обеда следующего дня, чувствовал внутри неясное напряжение, требующее для начала разобраться со всем, что накопилось в голове за последнее время.

Старые доски горели на удивление ровно, почти не давая дыма и распространяя вокруг приятный, чуть с горчинкой, запах горелого дерева. Пламя костерка нервно плясало под порывами ветра, проникающего в проёмы окон. Снаружи уже давно стемнело, а дождь заметно «прибавил». Аккуратно забрав из рук Хомяка банку и кружку, Штык уложил измученного генерала на бок и подложил под голову свой мешок. Сам устроился у костра так, чтобы оба окна оказались в поле зрения, протянул руки к огню и прислушался.

Мерный шорох дождя и тихое гудение ветра, заблудившегося в закоулках чердака, прерывались лишь короткими грозовыми раскатами, постепенно набирающими силу, но всё ещё бушующими где-то слишком далеко.

Чуть ли не впервые за всё время с момента появления на «генеральской» вечеринке Штык остался наедине со своими мыслями. За ним никто не гнался и не стрелял, не требовал принятия немедленных решений и не упрекал, не жаловался и не пытался заслужить одобрение. Время словно остановилось и подарило измученному сознанию «генерала» такую необходимую сейчас передышку.

Два дня назад с ним произошло самое настоящее чудо. Людей, более-менее удачно переживших встречу с контролёром, можно пересчитать если не по пальцам, то уж точно не прибегая к трёхзначным числам. О счастливчиках, сумевших пережить такую встречу дважды, ходили легенды, но ни об одном из них ничего достоверного не известно. Но теперь он сам оказался одним из таких везунчиков.

И не сказать чтобы это ему не нравилось, но было в произошедшем что-то предельно странное, начиная от провалов в памяти после первой встречи с мутантом и заканчивая непонятной реакцией второго контролёра, по сути, просто позволившего себя убить. Оба события как-то связаны, это очевидно. Но как? Что сделал с ним первый контролёр?

И что спасло во второй раз? Как получилось так, что после первой встречи с мутантом он потерял чувство страха, и, по всей видимости, вновь обрёл его после второй? Потом эти генералы. Что связывало их с контролёром? Почему они пошли на такой риск из-за кулуарной борьбы в своем ведомстве? Почему военный сталкер говорил про опоздание, да таким тоном, что это выглядело как минимум двусмысленно? Сплошные вопросы и ни одного ответа. Штык потер виски пальцами.

Радовало хотя бы то, что теперь ясно, как действовать дальше: остатки дороги, отделявшей некогда «их» здание от остального посёлка, отчетливо видны, и, шагая по ним, наверняка можно выбраться к Периметру.

Руки и ноги медленно наливались тяжёлой, почти невыносимой усталостью. Постепенно это ощущение натруженных мышц распространилось по всему телу. Хотелось не столько спать, сколько просто лечь на пол и вытянуться. Но Штык не мог себе этого позволить: он ни секунды не сомневался, что едва позволит себе расслабиться, как немедленно уснёт. Оставалось только терпеть эту больше похожую на боль усталость.

Судя по звуку, дождь за окном стал ещё сильнее и превратился в самый настоящий ливень. С трудом поднявшись, Штык подошёл к окну, выходящему на поселок. В почти непроглядной темноте дождь падал сплошной стеной, создавая ощущение оторванности от мира. В такую погоду ни один зверь не станет бродить в поисках добычи, которую всё равно ни услышать, ни учуять, ни даже увидеть толком нельзя. Можно было и не упираться с этой баррикадой на лестнице.

Маленький костерок в глубине комнаты почти не давал света, но про себя Штык по многолетней привычке отметил, что если бы кто-то сейчас смотрел снаружи на дом, то в темноте наверняка бы увидел и слабые отблески костра, и тёмный силуэт в проёме окна. Но поскольку смотреть снаружи всё равно было некому, а дождь и вовсе сокращал видимость до считаных метров, Штык продолжал стоять на месте и смотреть в ночь. Яркая вспышка неожиданно близкой молнии осветила на какой-то миг пейзаж за окном. Штык замер, напряженно вглядываясь в ночь, где лишь на долю секунды возникла вдруг яркая картинка, почти сразу же канувшая в беспросветную тьму. Но перед глазами так и стояли чёрно-белые покосившиеся дома с пустыми глазницами окон, жалкие остатки выродившихся деревьев, бессильно тянущих кривые ветки к тёмному небу, и… огромное, не меньше двух метров ростом, человекоподобное существо с лоснящейся кожей и большими выпуклыми глазами.

Совершенно неожиданный приступ панического ужаса парализовал Штыка на целую долгую секунду. Вдоль позвоночника разлилась ледяная покалывающая волна.

Вспышка выхватила монстра из тьмы во время движения. Судя по всему, до него было не больше тридцати метров. Штык продолжал всматриваться в темноту, но она оставалась непроницаемой. Он боялся и одновременно переживал удивительное ощущение острого наслаждения моментом, одновременно желанным и отталкивающим.

Каким-то невероятным усилием стряхнув оцепенение, Штык метнулся в глубь комнаты и схватил свой автомат. По жилам мчался огненный вихрь, уничтожая остатки холода и усталости. Теперь от избытка адреналина его уже просто трясло, и сбросить предохранитель ему удалось только с третьего раза. На ходу поддав ногой под ребра сладко посапывающему Булю, Штык в несколько прыжков вернулся обратно, осмотрелся и занял позицию рядом с лестницей. До окна, выходящего на поселок, было метра четыре, до противоположного оконного проёма — около десяти. На второй этаж так сразу зверю не залезть — лестница перекрыта какой-никакой, но баррикадой.

Успокаиваясь, Штык сделал несколько глубоких вдохов, прислушался, но шум дождя прекрасно скрывал все остальные звуки. Буль вопреки ожиданиям после пинка не проснулся, а лишь обиженно хрюкнул, повернулся на другой бок и снова сладко засопел. Звать его было делом заведомо бесполезным. Идти к нему и будить Штык не решался: слишком отчетливо стоял перед глазами мощный зверь, весь в жгутах мышц, обрывках шерсти и с какими-то кроваво-красными лоскутами на уродливой голове. Судя по всему, двигался он мимо здания, где прятались люди, но Штык мог бы поклясться, что в момент вспышки молнии зверь смотрел прямо на него.

Прошло несколько томительных минут. Постепенно в монотонном и вроде бы однообразном шуме дождя ухо начало выделять отдельные звуки: короткие шлепки капель по камням и бетонным плитам, шорох воды, стегающей заросли травы, лёгкий и какой-то прозрачный звук, с которым капли разбивались о мокрую, напитанную влагой землю.