«Аксаи» отягчали преступление к вящей ярости политиков и радости детей, проносясь на бреющем полете над городами с длинными развевающимися транспарантами, которые по мере перехода дня в ночь начинали светиться, мерцая:

ЛЬВЫ! МЕДВЕДИ! ТИГРЫ! СЛОНЫ!

ЗЕМНЫЕ ЛОШАДИ!

КРАСИВЫЕ ЖЕНЩИНЫ!

ТАИНСТВЕННЫЕ ЧУЖАКИ!

АКРОБАТЫ! СИЛАЧИ! КЛОУНЫ!

СМЕРТЕЛЬНЫЕ НОМЕРА!

Объявив о своих намерениях во время последнего витка, «Большая Берта» трижды облетела столицу под названием Ленду и затем на вторичной тяге медленно поплыла к ближайшему полю и села.

Прожектора выхватили садящийся чудовищный корабль, и к нему повалила толпа.

Вокруг, к неудовольствию капитана Лискеарда, кружили гражданские флаеры.

Трап от главного шлюза опустился, и наружу хлынули клоуны и лилипуты. Гарвин в белой форме в сопровождении Кекри Катун в белом же наряде, отбрасывающем разноцветные блики и закрывавшем не больше, чем это совершенно необходимо, вышел навстречу спешно собранным сановникам. Среди них находился и правитель планеты Граав Ганил — человек средних лет с печальным лицом и намечающимся брюшком. Гарвину это показалось интересным. Явление главного начальника собственной персоной наводило на размышления о распространенности межзвездных перелетов в настоящий момент. Ньянгу, с другой стороны, заметил, что Ганил прибыл в сопровождении только одного помощника и водителя-охранника. Либо на Кайле отсутствует какая бы то ни было диктатура, либо все схвачено куда лучше, чем на Тиборге.

После взаимных приветствий Гарвин сообщил, как все цирковые тронуты, а местные заверили, что это событие века.

Перед рассветом Эрик Пенвит арендовал огромную территорию на окраине Ленду, и туда направились тяжелые флаеры, нагруженные брезентом, будками, павильонами, эскадрилья флаеров поменьше для челночных перевозок и рабочие сцены.

Ранние пташки, в основном малышня, начали собираться, как будто в школу на занятия. Гарвин забыл о существовании такого явления и теперь опасался, что чиновники просто на пену изойдут. Если, конечно, они сами не выстраивались вдоль улиц вперемешку с, казалось, всеми детьми Кайле, когда флаеры носились туда-сюда, возвещая, что представление надвигается.

Так оно и было.

Хищники в летающих клетках, слоны своим ходом, гарцующие лошади с Монтагной, Квиеком и его двумя женами, не считая снующих лилипутов, клоунов пешком, во флаерах, в странных старомодных колесных повозках, разбрасывающих по дороге конфеты, оркестра Атертона в двух флаерах, силача Дилла, позирующих девочек из кордебалета, скачущих и кувыркающихся по всей длине процессии акробатов. И все это во главе с Гарвином, стоящим в открытом черном лимузине с совершенно блаженным лицом.

На заднем сиденье расположился Ньянгу и, скорчившиеся, чтобы их не было видно, два отличных стрелка — на всякий случай.

Они добрались до места без приключений, когда шатры были уже установлены.

Гарвин покинул лимузин, поклонился благоговейно глядящим полицейским и принюхался.

— Люблю запах брезента поутру, — счастливо произнес он.

Цирк и вправду был в городе.

К вечеру билеты оказались распроданы на неделю вперед, а заказы все поступали.

— Похоже, в этих краях людям нечем заняться. — Ньянгу наблюдал за цифрами, вспыхивающими на экранах в «красном фургоне», который на самом деле был отсеком на борту «Большой Берты», но денежный центр цирка по традиции назывался «фургоном».

Сопи Мидт ухмыльнулся.

— Действительно, похоже. Взгляните на всех этих мотыльков, что слетелись сюда. Черт, хотел бы я, чтобы Янсма позволил мне развернуться по-настоящему. Самое время для моих девочек. Знаешь, как бы мы разбогатели? — он с надеждой посмотрел на Иоситаро.

— Увы, Сопи, — вздохнул тот сочувственно. — В жизни каждому должно выпасть немного честности.

— А теперь наши прославленные воздушные гимнасты, известные во всей галактике, летуны и их необычные инопланетные спутники, которые тайно обучаются в темных мирах вдали от мест, где царствует Человек, — пропел Гарвин.

Заиграл оркестр, и летуны запорхали под куполом шатра, ра'феланы ловили их, а акробаты на трапециях и качающиеся-на-облаках пролетали, словно холовспышки, прямо над толпой.

Гарвин поклонился и отошел промочить горло, мечтая не возбуждаться так, как все эти ребята в наспех сооруженных дополнительных сиденьях перед дешевыми местами у главного входа. Немного спокойствия было бы полезнее для голосовых связок.

Дарод поджидала его за пределами центральной арены.

— Лучше подзадержись, Гарвин. — Она протянула ему кружку с тоником, — Моника придумала новый трюк, и это нечто радикальное. Если он будет пользоваться успехом, то в следующий раз она захочет выйти отдельным номером.

— Насколько это опасно?

— Гораздо опаснее, чем кажется.

— Чудно. — Гарвин знал, что Лир ему не остановить. Он изрядно отхлебнул из кружки и обнял свободной рукой Монтагну, прижавшуюся поближе.

Оркестр заиграл галоп, и на центральной арене появилась Моника. Униформист подцепил канат, свисавший с центрального шеста метров на пятьдесят, другой рабочий забил в землю железный крюк, а еще двое туго натянули трос, привязав его к шесту.

Атертон махнул, и оркестр смолк, за исключением рокочущего барабана. Все огни в шатре погасли, кроме луча, направленного на Лир.

— Лучше бы она мне сказала, что затевает, — мрачно прошептал Гарвин. — Люблю, знаешь ли, быть в курсе.

— Она не хотела никого беспокоить, пока не освоит трюк как следует.

— Это я люблю. — Янсма помрачнел еще больше. — Она вне досягаемости этих чертовых щупалец! Что, в конце концов, у нее в голове?

Ответ пришел, когда Моника, взяв длинный балансировочный шест, начала подниматься по натянутой под углом веревке, хватаясь за нее пальцами ног.

Гарвин, обнаружив, что во рту у него пересохло, отхлебнул еще тоника.

Шест качнулся, Моника покачнулась вслед за ним, но поймала равновесие и продолжила путь, подбираясь все ближе и ближе к центральному шесту. Затем в метре от него она дважды подпрыгнула, отбросила прочь балансир и кувыркнулась прочь с каната. Толпа завопила.

Но вот вниз метнулось длинное щупальце, и один из ра'фелан поймал ее и подбросил под самый купол. Там ее подхватил другой чужак и перебросил сгруппировавшуюся Лир ловитору, чья перекладина находилась на вершине амплитуды.

Моника ухватилась за щупальце руками, отпустила, перекувырнулась, снова поймала и благополучно забралась на перекладину.

— Это… — Гарвин осознал, что некоторое время не дышал, и с шумом втянул в себя воздух, — прекрасный трюк. Но лучше бы она мне сказала, чтобы я мог прокомментировать его.