— Манускрипт в надежном месте.

— Очень важно, чтобы вы передали его тому, кто сможет сохранить и истолковать его. Но вы это, конечно, знаете и сами. Я понимаю, что вы хотите сберечь манускрипт. И не отдадите его кому попало.

Без особого успеха он попытался обосновать свой вопрос о местонахождении манускрипта. Где-то далеко в лесу из шпилей, башен и часовен я услышал, как ни странно, церковный колокол, который пробил всего один раз. Я тут же проникся симпатией к нему. Как и я, этот колокол жил в своем собственном мире. И это когда Рим набит нетерпеливыми автомобилями и восторженными туристами, шаловливым воркованием голубей и молитвами священников, монахов и монашек, любовными стенаниями за окнами, прикрытыми жалюзи.

— Вы можете, — сказал он нетерпеливо, — оказать мне услугу и подтвердить мою правоту или неправоту? Если я прав, не будучи религиозным фанатиком, то через три года сын Сатаны придет в наш мир, чтобы уничтожить все то хорошее, что Иисус посеял на Земле, и разве не в интересах всех, даже атеистов, было бы остановить его? Помешать этой дьявольской затее?

Он продолжал обволакивать меня паутиной риторических вопросов, поэтому я не стал отвечать. Но, встретив его взгляд, не отвернулся.

— Вы помните, мы говорили об утраченном Евангелии от Варфоломея? — спросил Ломбарди. — Варфоломей был одним из двенадцати апостолов Иисуса, он называет десять демонов по именам: Халкатура, Харут, Дут, Графатас, Хоетра, Мелиот, Мермеот, Нефонос и Ономатат. Но самый интересный из них десятый — Сальпсан. Он единственный, кого в новозаветном апокрифическом источнике «Вопросы Варфоломея» называют сыном Сатаны. — Ломбарди подтолкнул ко мне лист бумаги:

И я [Сатана] разбудил моего сына Сальпсана и спросил у него совета, как мне обмануть человека, который позволил свершиться тому, чтобы меня свергли с небес.[81]

— Бьорн, — сказал Альдо Ломбарди, — в вашей власти воспрепятствовать тому, чтобы сын Сатаны вернулся на Землю.

Подобно всем обезумевшим от видения, профессор Альдо Ломбарди был так поглощен пророчеством манускрипта, что не усмотрел безумства в своем заблуждении.

— Я всего лишь ничтожное орудие в борьбе за Иисуса Христа, — сказал он. — Но я представляю нечто большее. Я представляю здесь тех, кто любой ценой хочет остановить Антихриста. Мы — это группа лиц: священники, верующие, монахи, теологи — добрые люди, Бьорн, добрые люди! — которые поставили своей целью воспрепятствовать замыслу Сатаны. И чтобы остановить Сатану и помешать его помощникам из плоти и крови отыскать для него блудницу, без которой ему не обойтись при осуществлении задуманного, нам нужно знать его планы. Поэтому-то мы и должны прочесть пророчества. Целиком.

В конце его тирады так и хотелось добавить: «Аллилуйя».

— Нам нужен этот манускрипт, Бьорн. Подобно тому как Ветхий Завет был основой для прихода на землю Иисуса Христа, Евангелие Люцифера открывает дорогу сыну Сатаны. Узнав пророчество в деталях, мы будем вооружены и помешаем его претворению в жизнь. Ученикам Сатаны манускрипт нужен, чтоб осуществить волю князя тьмы. Как Богу нужна была Дева Мария, так и Сатане нужны хорошие помощники здесь, на Земле. Мы боремся за то, во что верим. Я уверен, что вы больше всех понимаете это. На протяжении многих лет мы ожидали появления Евангелия Люцифера. Мы поддерживали постоянный контакт с деканами и профессорами ведущих университетов, исследовательских центров и музеев во всем мире. И вот таким образом мы узнали — лучше поздно, чем никогда, — о находке хранителя Тараса Королева. Парадокс заключается в том, что узнали мы о находке не в музее Киево-Печерской лавры, а от нашего человека в университете Осло. — Он посмотрел на меня. — Тогда-то я и начал вам звонить.

2

До глубины души пораженный, я сидел и смотрел на профессора.

Я пытался переварить его рассказ о сыне Сатаны, и вдруг до меня дошло, что загадочным мужчиной, который звонил мне, когда я вернулся из Киева, и продолжал мучить меня потом, пока полиция не конфисковала мой мобильный телефон, был Альдо Ломбарди.

Я должен был узнать его голос. Или нет? Многие ли могут узнать голос незнакомца, с которым говорили только по телефону?

— Вы удивлены? А теперь представьте, каково было мое удивление, когда вы сами позвонили мне и спросили про Джованни Нобиле!

Я хотел сказать Ломбарди, что звонил вовсе не ему, что на него меня переключила секретарь, представив его как человека, который предположительно мог знать что-то о Нобиле. Но сердце билось так сильно, что я испугался потерять голос.

Моник сложила вязанье на коленях и смотрела на нас.

— А как вы узнали, что манускрипт у меня? — спросил я в конце концов.

— Один из наших контактов сообщил об этом, когда вы вернулись из Киева.

— Трюгве Арнтцен!

Это была чистая догадка. Но по выражению лица Ломбарди я понял, что попал в точку.

— Мы никогда не открываем наши источники.

«Но у них, по-видимому, не было источников в Институте Аурни Магнуссона, — радостно подумал я. — Поэтому они не узнали, что я побывал в Исландии».

Моник вынула блокнот, как будто хотела что-то сказать. Но не написала ничего. Она с подозрением смотрела на профессора Ломбарди. Когда я устремлял на нее взгляд, она отводила глаза.

— Вы, наверное, устали, — проговорил профессор. — Давайте пойдем спать. И продолжим нашу беседу завтра.

Ни я, ни Моник не сказали ему: «Спокойной ночи!»

Профессор Альдо Ломбарди — формально и церемонно — попрощался с нами, надел свою шляпу и покинул нас.

Я не знаю, почему я так упорно стараюсь верить в людей. Может быть, из-за маминого предательства. Или из-за папиного. Все мое детство прошло под знаком фальши. Или же у меня в воспоминаниях все перепуталось. Я не исключаю и такого варианта.

3

«Ты ему не веришь?» — написала Моник в блокноте.

— А ты?

Мы перешли из столовой в гостиную. Я налил себе бокал красного вина. Окно и дверь на французский балкон были открыты. Приятный ветерок обдувал квартиру, в которую нас привез Ломбарди.

Я взял блокнот и ручку Моник и написал: «Думаю, что квартира прослушивается».

Она посмотрела по сторонам, закусила нижнюю губу и пожала плечами.

«Это секта……..» За двумя словами Моник следовал длинный ряд многозначительных точек.

«В первый раз, когда профессор мне позвонил, анонимно, я был абсолютно уверен в том, что он один из них».

Если написать слова, то слабое предположение тут же превращается в конкретную угрозу.