– Не иначе, как завтра санклиты с Охотниками подружатся! Ты не заболел? Дай-ка температуру проверю! – я прикоснулась запястьем к его лбу. Как всегда, горячий.

– Это неизлечимо. – Он одарил меня полыхающим взглядом и мгновенно сбил ритм сердца, перехватив руку и поцеловав запястье. – Когда твои глаза темнеют как сейчас, словно океан в шторм, я умираю от желания быть твоим, любимая! Чтобы ты сделала со мной все, чего хочешь. И даже больше.

Я уже тянулась к его губам, завороженная, когда сзади раздались аплодисменты, заставив меня с шипением отпрыгнуть. Следом  зарычал крайне раздраженный Горан.

– Извините, что помешал. – Высокий мужчина в коричневом костюме смотрел на нас серыми, как у Данилы, но невыразительными глазами.

Не человек, а хладнокровная рептилия. И мимика такая же. Узкие лягушачьи губы, седые пряди волос – того грязно-пепельного цвета, который бывает, пока вся голова не поседеет, зато двухнедельная щетина на лице вся белая.

Почему-то сразу вспомнились вараны, при укусе заражающие жертву болезнетворными бактериями, а потом упорно преследующие ее, пока она не ослабнет настолько, что можно будет начать поедать беднягу заживо.

– Продолжайте. – Он надменно посмотрел на нас.

– Здравствуй, Хан. – Процедил сквозь зубы санклит.

– Ты, полагаю, Саяна? – проигнорировав его, спросил меня новый директор.

– Правильно полагаете.

– Кто бы сомневался. Так вот она какая, твоя Кара Господа, Драган. – Он ощупал мою фигуру взглядом. – Охотница. У Бога есть чувство юмора.

– Не жалуюсь.

– Посмотрим. Это многое меняет. Теперь и у тебя есть слабое место.

– Только подумай о том, чтобы причинить ей вред! – прошипел Горан, подойдя вплотную к нему. – Разорву голыми руками!

– Давай. Прямо сейчас. Нападай. Начнем войну!

Сердце тоскливо сжалось. Я посмотрела на фото Юлии. Вот и пришел Шерхан, что нарушит перемирие. И в джунгли вернется страх. Она так боялась этого! Неужели такова наша судьба?..

А еще интересно, кому придется стать Маугли, который накажет подлеца. Боюсь, мне не потянуть.

– Отец! – Данила подошел к нам. – Мы ждали тебя завтра.

– Уже понял. – Хан кивнул на нас с Гораном. – Здравствуй, сын.

– Саяна? – Охотник вопросительно посмотрел на меня.

– Родная, – санклит с мольбой заглянул в мои глаза. – Пойдем со мной! Умоляю тебя, пойдем!

Я молчала, завороженная его взглядом. Все внутри тянулось к нему, но рука Данилы крепко сжала мою ладонь, и я отступила на пару шагов назад. Горан прикрыл глаза на мгновение, потом тихо прошептал, глядя на него:

– Она моя! И ты это знаешь.

– Мечтай! – фыркнул тот, так стиснув мою руку, что хрустнули пальцы.

– Хватит! – я резко выдернула ладонь из его тисков и зашагала к особняку.

Охотники последовали за мной.

Но пройдя половину пути, пришлось остановиться, осознав, что куртка санклита до сих пор на моих плечах. Прошипев ругательства в адрес своих умственных способностей, я пошла обратно.

Данила наградил меня красноречивым взглядом, когда мы поравнялись. Но как сияли глаза Горана, когда я подошла к нему! С силой света в них могла поспорить только ярость, раскалившая добела мою душу.

– Саяна… – Прошептал он.

– Я – не твоя, господин Драган! – с рычанием вылетело из моего рта. – Вот это – твое! – куртка полетела к его ногам. – А я – не вещь!

– Родная!

– Не приближайся больше ко мне!

Почти бегом я обогнала Данилу с отцом и, не глядя на них, вошла в поместье. Ноги сами взлетели по лестнице, доведя до холла второго этажа, и остановились у автомата с презервативами. Вот ведь ирония судьбы – это все, что у меня осталось от Юлии!

Смеясь и плача одновременно, я прижалась к холодной стали разгоряченной щекой. Почему избегала ее, когда женщина была жива? Сейчас бы поговорить с ней, попросить совета. Ведь ей как-то удалось вычеркнуть из души любовь к санклиту. Но как? Не представляю. Проще сердце вырвать из груди и пытаться жить без него.

– Саяна, ты чего? – Танюшка испуганно посмотрела на меня, дергая за рукав. – Ты плачешь?

– Ничего. – Мы обнялись. – Пройдет.

– Нас всех собирают в актовом зале. Не знаешь, зачем?

– Чтобы рассказать, как плохо все будет дальше. – Пробормотала я.

– Что? – девушка отстранилась.

– Приехал отец Данилы. Будет вместо Юлии. Он – ее полная противоположность. Объясни ребятам, чтобы теперь были осторожнее, хорошо?

– Что это?! – громыхнуло за нашими спинами.

Мы с Таней обернулись.

Замерев посреди холла, Хан уперся взглядом в автомат с презервативами, словно это был, как минимум, дьявол, сношающий в принудительном порядке всех святых по очереди.

Мне с трудом удалось стереть с лица злорадную усмешку. Юлия сумела поставить его на место даже с того света! Браво!

Из глотки нового директора вырвалось нечленораздельное рычание. Ну, на то он и Шерхан. Резко развернувшись, мужчина ушел.

Мы с Танюшкой обменялись понимающими взглядами.

– Расскажу всем. – Она довольно улыбнулась.

Эх, сарафанное радио! Даже в век интернета работает лучше всего!

– Молодец. Пойдем. Сейчас нам будут выносить мозг.

Войдя в актовый зал, уже под завязку забитый людьми, я поймала себя на мысли, что в первый раз его вижу. Почти год тут живу и ни разу сюда не попадала. Потому что Юлии был чужд любой официоз. У нее не имелось необходимости нагнетать страх такими собраниями. Мы любили и уважали ее, зная, что женщина относится к нам также. Все, что она хотела, не надо было требовать, угрожая санкциями. Любое ее пожелание исполнялось быстро и беспрекословно.

Пластиковые желтые кресла, больше похожие на стулья для пикника, уже все были заняты, и мы с Таней встали неподалеку от входа, подпирая стену.

Наринэ уже суетилась на сцене, проверяя микрофон, протирая заросшую пылью тумбу, которая идеально подошла бы генсеку, и устанавливая на нее графин с водой и стаканы. Не хватало только портрета Ильича.

Я улыбнулась, глядя на красные кулисы. Интересно, сколько в них пыли накопилось? Вот бы потрясти их хорошенько так, основательно, когда Хан выйдет на сцену! Мне пришлось силой заставить себя отогнать эту шальную мысль. Но от образа чихающего отца Данилы избавиться не удалось, как и от довольного хихиканья.

– Мне-то расскажи, – обиделась Танюшка. – Чего ржешь?

– Позже. Шерхан пришел. –