– Мирные договоры – это способ сократить насилие.

– Насилие – это ЗАКОН природы. Животные дерутся друг с другом. Сколько тебе повторять? Разве львы заключают мирный договор с газелями? Даже среди травоядных есть соперничество. Даже в твоем теле действует тот же закон. Разве твои лимфоциты вступают в переговоры с микробами? Нет, они уничтожают их, потому что от этого зависит жизнь всей системы. Все убивают, чтобы выжить.

Рауль продолжает, глядя на меня в упор:

– Я вижу, ты не можешь вынести собственной победы. Это значит, что ты не понимаешь сути Природы. Ты считаешь себя более развитым, а на самом деле ты слабее всех. Ты динозавр.

Он продолжает сурово обличать меня, а я начинаю раздражаться. Рауль очень изменился, он полностью проникся силой «D». «Д» – как Дарвин.

– Я считаю, что доброжелательность – признак ума и развития. Последнее слово за «доброжелательными».

Нам обоим кажется, что мы ведем друг с другом бессмысленную битву. Рауль не сможет изменить меня, а я не переделаю его.

– Помнишь, на «Земле-1» были медведи-вегетарианцы? – спрашивает Рауль.

– Панды?

– Да, вспомни-ка. Возможно, им надоели их когти, надоело кусаться и убивать. Они принялись жевать бамбук и оказались на грани исчезновения.

– Ты бы на моем месте…

– Я бы захватил столицу. Без малейшего колебания. Это игра. Как только ты начал колебаться, я тут же понял, что ты слабее своего генерала. Я ведь догадался, что это ты послал ему сон, который заставил его выйти из игры. Смертные не настолько глупы! Он подумал и решил оставить начатое дело. Слабые размышляют и сидят сложа руки, а сильные не задают вопросов и действуют. Позже, если дело не выгорит, они принесут извинения, скажут, что все вышло случайно, или найдут офицера, на которого свалят всю вину.

Может быть, Рауль прав. Я стою не больше, чем Теотим, который медлил на ринге, вместо того чтобы мстить за себя. Страх победить, неспособность держать оборону до конца, боязнь что-либо разрушить, оказаться перед необходимостью проявить такую же жестокость, что и противник, поступать так же, как он.

Мой Освободитель отказался нанести последний удар. Я знаю, он не мог себе представить, как будет разорять, насиловать, грабить город, у которого больше не было сил защищаться. Ему казалось, что этим он унизит себя. Он вернулся домой с гордо поднятой головой. И вот к чему это привело.

Рауль стоит на своем.

– DelendaestCarthago, – мрачно говорит он. Слова римского генерала Сципиона, собиравшегося разрушить вражескую столицу. «Карфаген должен быть разрушен».

За моей спиной раздается голос:

– Совершенно справедливо. Если вы ведете себя как карфагеняне, вы переживете и их мучения, – говорит Геракл.

– В чем вы можете упрекнуть меня? – спрашиваю я.

– В том, господин Пэнсон, что вы полностью копируете некоторые эпизоды из истории «Земли-1».

– Это преступление?

– Копирование? Да. Это слишком легко. Это плохо, хотя довольно популярно. Не удивляйтесь же, что сходные причины вызывают сходные последствия. Не знаю, откуда вы берете информацию, но вы, вне всякого сомнения, повторяете историю «Земли-1».

Младший преподаватель хмурит брови.

– Вы думаете, я не узнал Ганнибала Карфагенского и его слонов? Ваш Освободитель – его бледная копия. И если бы копировали только вы, Пэнсон! А Эйфель со своим мудрецом, который как две капли похож на Сиддхартху! А этот псевдо-Александр Великий, которого я только что видел у львов! Да, я говорю об Отважном. Просто поразительно, до чего же у вас скудное воображение.

Я прячу в складках тоги «Энциклопедию относительного и абсолютного знания», чтобы Геракл не узнал, откуда я добываю сведения о событиях, происходивших на «Земле-1». Действительно, я знал, что мой учитель Эдмонд Уэллс питал слабость к Ганнибалу Карфагенскому. Я действительно запоем читал о подвигах этого молодого генерала, который, пойдя наперекор воле правительства, организовал военный поход, чтобы разгромить завоевателя своей родины. Узнав, что он к тому же выступал за отмену рабства и освободил от него Испанию и юг Галлии, я был совершенно покорен. Мне даже случалось думать, что если однажды я вернусь на землю простым смертным, то назову сына именем этого героя. Ганнибал один против римлян. Ганнибал, помиловавший поверженного врага. Ганнибал, преданный своими. Герой.

«Проявлять оригинальность», – пишет Геракл на доске. Он несколько раз подчеркивает эти слова.

– Не хватало еще, чтобы я обнаружил себя среди ваших потрепанных героев. В этом раунде я не буду награждать лучших. Я просто назову тех, кто выступил не так плохо, как другие.

Геракл снова садится, сверяется с блокнотом и объявляет:

– Итак, первый, несмотря на банальность героя, – Густав Эйфель с людьми-термитами. Его буддийская философия пользуется спросом. Он изобрел некую мягкую силу, в которой увязают те, кто пытается покорить его. Странно, но это работает. Я считаю, что Густав Эйфель лучше всех олицетворяет силу «А», силу присоединения.

Мы не решаемся аплодировать после столь кислой похвалы.

– На втором месте Жорж Мельес и его люди-тигры, которые находятся на пике развития. Мельес осуществил промышленную революцию, создал администрацию, опирающуюся на секретные службы, которые прекрасно контролируют всю территорию страны. Он олицетворяет силу «N», нейтральную силу. Он избегает как нападения, так и защиты. Люди-тигры правят страной, не испытывая ни жажды власти, ни страха. Вот поистине стабильная цивилизация.

Раздается несколько хлопков.

– Третье место: Рауль Разорбак и люди-орлы – за то, что он быстро оправился от поражения, нанесенного китодельфинами, и вновь отправился завоевывать мир. Удивительно, но, кажется, он вышел из этого испытания более сильным, чем был. Видимо, сознание, что он едва не погиб, дало ему новые силы. Великолепные оборонительные способности. Разорбак – олицетворение силы «D», силы нападения и нашествия, военной силы во всем ее могуществе.

Снова слабые аплодисменты, к которым я не присоединяюсь.

Затем Геракл перечисляет имена остальных. Я не попал ни в десятку, ни в двадцатку первых. Моего имени нет даже среди первых пятидесяти учеников.

Я постепенно смиряюсь с мыслью, что буду последним. Еще один жест доброй воли, и я вместе со своим народом обречен.

– Семьдесят восьмой и предпоследний – Мишель Пэнсон. Армия разгромлена, столица в руинах, народ рассеян. Ваши люди-дельфины повсюду в меньшинстве, рассеяны по всей земле, подвергаются гонениям. Гордиться, собственно, нечем.

Я бормочу:

– Мои ученые и художники приносят много пользы.

– Они служат другим народам, которые более или менее охотно терпят их. Ваша столица разрушена, и люди-дельфины станут рабами воинственных соседей. Это весьма серьезное поражение для народа, который всегда восставал против рабства и боролся за свободу личности.