Мать хорошо его воспитала, и я был так ей благодарен! Она дала мальчику прекрасное образование – он много читал, замечательно разбирался и в живописи, и в музыке.

Я был счастлив. Я летал. Жизнь обрела смысл. Сережа спас меня, и я стал суетиться. Мне хотелось отдать то, что я не отдал. Я уговаривал их сделать ремонт – хороший и крепкий ремонт, с импортными материалами, красивой кухней, ну и всем прочим. Они отказались. Решительно отказались, без вариантов.

Я пытался купить Сергею одежду – одет он был бедно. Какие у них были возможности? Он снова отказывался. Но здесь было проще – я купил все сам и притащил. Целый ворох – от белья и носков до костюма и дубленки. Он страшно смутился, а его мать возмутилась и яростно потребовала, чтобы я все это унес. Еле уговорил! Но надевать подарки он не торопился. А я его мучил: «Сережа, где куртка и новые джинсы?» Он страшно смущался.

Конечно, я таскал мешками продукты – все лучшее, самое-самое. Сережина мать раздражалась и ссорилась со мной. Вечно скандалили по этому поводу. Но я настоял. Я купил им путевки в Италию – Венеция, Флоренция, Рим. Она хлопнула дверью, почти выкрикнув мне в лицо, что сын пришел ко мне не за этим. Я постоянно, все время оправдывался перед ними. Но не уступал – ни пяди! В конце концов мы договорились, что мои «наступления» станут потише. Я согласился. Но в Италию они все же поехали и были, конечно, счастливы – это было их первое путешествие за границу.

Потом мы съездили на рыбалку под Ахтубу. Сережка оказался заядлым рыбаком. Нет, ты представь – я и удочка. Я и рыбалка! Я и палатка на берегу – комары и шершни, жара и духота. Кошмар и ужас, но я все выдержал. И снова был счастлив. Веришь, я повторял про себя: «Я на рыбалке со своим сыном. Я со своим сыном. У меня есть сын. Господи боже, какое счастье!»

– Верю, – отозвалась Кира. – Конечно же, верю! А его мать, извини? Как у тебя с ней? Сложилось? Ну и вообще, – совсем растерялась она.

– Не сразу сложилось, если по-честному. Но сложилось. Так, кое-как. Она меня терпела, я ее терпел. Мне было легче – я чувствовал свою вину и со всем соглашался. Хочешь – так, не хочешь – о’кей. Все будет по-твоему. Потом она стала ревновать сына ко мне. Но это тоже понятно и вполне объяснимо. Только знаешь… – Он на минуту задумался. – Мне было на все наплевать! На ее обиды, на ее претензии, на ее ревность. Я не обращал на это внимания. Я был счастлив, и мне было все равно, что там и как. Главное – это мой сын, мой Сережа.

Кира кивнула.

Зяблик снова прошелся по кухне. Зачем-то открыл холодильник и обернулся к ней:

– Слушай, ты, наверное, проголодалась?

– Нет, нет! Продолжай!

Он снова прошелся по кухне, встал у окна и спустя пару минут глухо сказал:

– А дальше… Дальше тебе все известно. Дальше была авария и все остальное. Все, Кира, – неожиданно твердо подытожил он. – Закончили.

Долго, минут десять, молчали.

– Зяблик, – вдруг вскинулась Кира, – а если нам куда-нибудь рвануть, а? В крутой ресторан, например! Или еще куда? Гульнуть широко, а, Лешка? Я угощаю! Засиделись мы с тобой, закисли совсем.

– Прямо сейчас? – Он, кажется, испугался. – Вот прямо сегодня?

– А что нам мешает? Мы ведь с тобой свободные люди!

Зяблик неуверенно произнес:

– Пожалуй, да. У своих я уже был и на сегодня свободен.

Ну и разошлись по своим комнатам – собираться. Кира оделась мгновенно – вспомнила, как Мишка всегда удивлялся: «Ты словно отслужила срочную, Кирка, – готова по команде «подъем»!»

Да что там собраться? Пустяк. Брюки и блузка, нитка любимого серого жемчуга на шею – Мишкин подарок. Кольца она не снимала – тоненькое, копеечное обручальное, дороже всех бриллиантов мира, и серебряное с крупным желтым цитрином – ей всегда нравился желтый цвет. К этому кольцу присматривалась долго – лежало оно на витрине и при солнечном освещении вспыхивало золотистыми искристыми всполохами. Стоило, кстати, немало. А однажды собралась с духом и купила. И как радовалась, господи! И тоже не снимала – казалось, кольцо приросло к ней и никогда не мешало.

С прической было совсем просто – в молодости Кира носила короткую стрижку, знала, что у нее красивая, длинная шея. Как говорил Мишка, беспомощная. Глупости, Кира никогда не была беспомощной или слабой. А с возрастом волосы отрастила и закалывала на затылке. Гладкая прическа ей шла – худощавое лицо, высокие скулы, прямой нос, неяркие, но правильные черты лица. Да и возни с ними меньше и уж точно дешевле – не надо думать о парикмахере. Косметикой она почти не пользовалась, даже в молодости. Понимала, что тип лица ей дан такой, что боевой раскрас точно не для нее. Мишка говорил, что ее внешность олицетворяет среднерусскую мягкую, неторопливую, интеллигентную красоту. Нет, красивой она себя не считала, но миловидной – пожалуй.

Подкрасила ресницы – совсем чуть-чуть – и мазнула светлой помадой по губам. Все, достаточно. Покрутилась перед зеркалом. А что, неплохо! Моложавая и вполне себе стройная женщина с небольшими мимическими морщинами возле глаз, сероглазая, светловолосая – словом, на все времена. Заметить трудно, но никогда не устанешь смотреть – никаких раздражающих факторов. Ну и со вкусом, надо сказать, порядок: ничего лишнего или кричащего – женщина, осознающая свой возраст и, самое важное, относящаяся к нему терпеливо, с достоинством.

Вышла в коридор и окликнула хозяина:

– Лешка! Ты готов?

– Закопался! – ответил он. – Кир, подойди, а?

Ох уж эти мужики!

Дверь в комнату Зяблика была приоткрыта. Растерянный и удрученный, он крутился перед овальным зеркалом в серебристой витой раме.

– Кир! – виновато протянул Зяблик. – Вот, не могу подобрать! – и он кивнул на гору брюк и рубашек, сваленных на кровати. – Мне кажется, все как-то не очень.

Кира мгновенно оценила ситуацию и вытащила из кучи сваленного тряпья серые, в мелкую полоску, брюки и голубой свитер.

– Леша! Вот это! – уверенно сказала она. – Это – на все времена.

– Да? – неуверенно протянул он. – А мне кажется, все такое… немодное.

– Винтаж! – засмеялась Кира. – Сейчас это – самое-самое! А если по правде, Зяблик, классические серые брюки в полоску и классический свитер еще никто не отменял! Ну, мне-то ты веришь?

– Сто лет ничего не покупал. Или двести, – оправдываясь, виновато улыбнулся он. – Чучелом тоже не хочется выглядеть. Все-таки в ресторан иду! И с шикарной, заметь, женщиной!

– Давай, балабол, одевайся! – с напускной строгостью сказала Кира. – Шикарная, кстати, готова давно! Стыдитесь, мужчина!

Оба засмеялись.

Кира стояла в прихожей, терпеливо поджидая закопавшегося приятеля, и думала: «Странно! Мне вдруг стало с ним так легко и просто, как не было никогда! Ведь я всегда с ним робела, стеснялась его, понимала, что мне далеко до его женщин. Да и он меня, скорее всего, просто не замечал – принимал как приложение к Мишке, лучшему другу. Ну есть и есть, хорошо. Мишка со мной счастлив – отлично, что еще надо? Мы, кажется, никогда не разговаривали, даже оставшись наедине».