Я внутренне сжимаюсь, запоздало сообразив, чтооткровенничать об этом не стоило бы.

Но взглянув на Райли, я понимаю, что она не слушает. Онастоит около барной стойки, водит пальцами по узорам на черном граните, а мыслиее явно где-то далеко.

— Пожалуйста, не злись, — говорит она вдруг исмотрит на меня такими серьезными, широко раскрытыми глазами, что я словнополучаю удар под дых. — Я сегодня встречалась с Авой.

Я сжимаю губы и думаю: «Не хочу ничего слышать! Не надо, нехочу этого слышать!»

Вцепившись в край стола, собираю все силы — лишь бывыдержать то, что будет дальше.

— Я знаю, ты ее не любишь, но она иногда говорит умныевещи. Она заставляет задуматься. Ну, ты понимаешь — о выборе, который мыделаем, и так далее, в общем, чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю,что она, пожалуй, права.

— В чем это она права? — сдавленно спрашиваю я.Плохой был день, а теперь стал совсем плохим, и ведь он еще далеко не окончен.

Райли не смотрит мне в глаза и все водит пальцами по узорамкаменной столешницы.

— Ава говорит, что мне нехорошо здесь быть.Неправильно.

— А ты?

Я судорожно вздыхаю, мечтая о том, чтобы Райли взяла своислова обратно. Я не могу ее потерять! Только не теперь! И вообще никогда. Кроменее, у меня никого и ничего не осталось.

Пальцы Райли замирают. Она поднимает голову и смотрит наменя.

— Я ей сказала, что мне здесь нравится. Хоть я никогдане смогу по-настоящему вырасти, зато я могу прожить все через тебя.Опосредованно, понимаешь?

От ее слов, подтверждающих мои мысли, на меня наваливаетсячувство вины, однако я стараюсь разрядить обстановку.

— Да ну тебя, Райли, нашла, через кого жить!

Райли корчит гримасу.

— Ох, и не говори!

Она смеется, но искры в ее глазах быстро гаснут.

— А что, если она все-таки права? Что, если это насамом деле неправильно — мне быть здесь все время?

— Райли… — начинаю я, и тут звонят в дверь.

Оглядываюсь — а сестра уже исчезла.

— Райли! — кричу я.

Нельзя же на этом заканчивать разговор! Я не могу, не хочутак! Но чем больше я кричу, ору, зову, тем яснее понимаю, что надрываюсь явпустую.

А в дверь все звонят. Я знаю, что там Хейвен. Придется еевпустить.

— Охранник меня узнал…

Она врывается в дом, вся в слезах — тушь для ресницразмазана, недавно ставшие рыжими волосы сбились в колтун.

— Эванджелину нашли. Она умерла.

— Что? Точно?

Я начинаю закрывать дверь, и тут подъезжает Деймен. Онвыпрыгивает из машины и бежит к нам.

— Эванджелина… — начинаю я, от потрясения забыв,что решила его ненавидеть.

Он кивает и бросается к Хейвен. Внимательно смотрит на нее.

— Ты как?

Она кивает, утирая лицо.

— Да все нормально. Понимаете, я не то чтобы близкобыла с ней знакома, мы просто пару раз куда-то ходили вместе, и все-таки… Даеще как подумаешь, что, может быть, я — последняя, кто ее видел.

— Вряд ли ты — последняя, кто ее видел.

Я дико смотрю на Деймена. Это что, он так тупо шутит? НоДеймен предельно серьезен, и взгляд у него отрешенный, как будто он думает очем-то своем.

— Я просто… чувствую себя ужасно виноватой, —шепчет Хейвен, закрыв лицо руками. Она стонет: — Боже, боже, боже… —Повторяет снова и снова.

Подхожу к ней, хочу как-то утешить, но тут Хейвен поднимаетголову, вытирает глаза и говорит:

— Я… я просто подумала, что нужно вам рассказать. Атеперь я пойду. Меня ждет Трина.

Для меня ее слова — как масло в огонь. Я обвиняюще смотрю наДеймена. Дружба Хейвен и Трины кажется дурацкой случайностью, но я уверена, чтона самом деле все взаимосвязано.

Деймен, не обращая на меня внимания, хватает Хейвен за рукуи разглядывает рисунок на запястье.

— Откуда это у тебя?

В нем чувствуется напряжение, хотя он прекрасно владеетсвоими эмоциями.

Хейвен отдергивает руку и прикрывает татуировку ладонью.

— Ничего страшного, — говорит она сдосадой. — Трина дала мне мазь, сказала — дня через три все заживет.

Деймен так стискивает зубы, что я отчетливо слышу скрип.

— Она у тебя с собой? Эта… мазь?

Хейвен, покачав головой, пятится к двери.

— Нет, осталась дома. А что? Будут еще вопросы? —Ее аура наливается красным. — Мне не нравится, когда меня допрашивают! Явообще сюда пришла только потому, что думала — вам интересно узнать проЭванджелину. А будете пялиться на мою татушку и говорить всякие глупости, так ялучше пойду!

И она вылетает за дверь.

Я кричу ей вслед, прошу вернуться, но Хейвен меня неслушает. Что такое с моей подругой? Она постоянно злится, и я вдруг понимаю, чтомы уже давно отдалились друг от друга. С тех пор как появилась Трина, я Хейвенпросто не узнаю.

Она садится в машину, хлопает дверцей и уезжает, а яоборачиваюсь к Деймену.

— Ну вот, очаровательно! Эванджелину убили, Хейвенменя ненавидит, а ты бросил меня одну в пещере. Надеюсь, ты поймал хор-рошуюволну!

Я сердито вскидываю голову, скрестив руки на груди.

— Волна была отличная, — отвечает он, пристальноглядя на меня. — Потом я вернулся в пещеру, увидел, что ты уже ушла, исразу помчался сюда.

Я прищуриваю глаза, плотнее стиснув губы. Неужели он думает,что я поверю?

— Прости, но я тебя искала. На всем берегу только двоепарней занимались серфингом. Оба блондины, так что никто из них не мог бытьтобой.

— Эвер, посмотри на меня внимательно. Как по-твоему,почему я в таком виде?

Тут я замечаю, что Деймен мокрый насквозь. С его одежды напол ручьями льет соленая вода.

— Но я же весь пляж обегала, тебя нигде не было!

Я хорошо помню, что я видела — точнее, чего не видела.

Деймен небрежно пожимает плечами.

— Эвер, я не знаю, что тебе сказать. Я тебя не бросал.И действительно занимался серфингом! Честное слово! Дашь мне полотенце? Ипол, наверное, нужно вытереть….

Мы выходим во двор. Деймен стаскивает с себя мокрую одежду,а я сижу в шезлонге и смотрю на него. Я была совершенно уверена, что он менябросил. Я везде искала! А может, все-таки я как-нибудь его пропустила? Пляжведь большой… А я ужасно злилась.