— Тогда почему ты так вспотел? Тебе жарко? А им, наверное, холодно сейчас в холодильнике. Может, стоит и тебе присоединиться к ним?

— Так это ты?..

— Нет, папа римский! А ты как думал? Нет, дорогой, оказалось, что убить меня непросто. Но тебе-то это зачем?

— Ты не... Я не... Это не я... Я не хотел этого...

— Кто послал мне снимки парижского показа?

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Зато я знаю. Вот этот снимок. Кто прислал мне его? Кто эти двое?

— Я не...

— Если ты еще раз скажешь, что ты «не», вот этот симпатичный нож будет торчать из какой-нибудь важной части твоего тела. А ты даже кричать не сможешь, — я подхожу к нему. — Отвечай, сукин сын, не то я тебе сейчас уши отрежу. Кто эти двое? Кто прислал мне это?

— Я прислала. А теперь брось нож и сядь на место.

Я утратила форму. Или эта сучка зашла слишком тихо. Откуда у нее револьвер? Небольшой калибр, но здесь большего не требуется. Но больше всех удивлена не я, а Вишневецкий.

— Карина? Зачем ты взяла мой револьвер? Что ты здесь делаешь?

— Отойди от него и брось нож.

Она пытается говорить спокойно, только я знаю, что она боится. Господи, если бы хоть немножечко знать, что здесь, черт подери, происходит? Я уже ничего не понимаю.

— Если хочешь стрелять — стреляй. Если нет — нечего размахивать зря.

Она думает, что револьвер — что-то типа волшебной палочки. Стоит только пригрозить, и все произойдет так, как хочется. Очень опасная иллюзия.

— Я выстрелю, не сомневайся. Брось нож.

— Зачем ты прислала мне фотографии? Кто эти люди?

— Тебе не надо спрашивать. Ты знаешь, — ее пальцы побелели, сжимая револьвер. Она может нажать на курок чисто случайно.

— Карина, но почему?! — Это крик обиженного самца. У его собственности оказались чувства и желания. Как она посмела не доложить?

— Потому что надоело. Вы все танцевали под ее дудку. А потом ты решил подчинить ее — да не тут-то было, так ведь? Зачем тебе это было нужно? Она была нужна тебе? Она, а не я. Нет. Я все знаю. Я нашла эту папку — да, ту, что ты прячешь в крышке стола. Ты же узнал фотографию? Потому что сам их делал... — он срывается с места, она поднимает револьвер и целится в меня. Я понимаю: она выстрелит. В ее глазах столько ненависти — она сделает это. Я бросаю нож, одновременно гремит выстрел, и Вишневецкий падает. Если бы он не пытался достать Карину, пуля пробила бы мне грудь, а так он поймал ее сам. Жаль. Они оба были нужны мне живыми. У девки нож торчит из горла. Мои ножи летят туда, куда я захочу.

-—Керстин... — голос Олега. Он смотрит на меня. Хочет что-то сказать?

—Кто такая Керстин? Как ее найти?

— Ты — Керстин...

Егo голова падает с глухим стуком. Я знаю: он мертв.

— Так вы утверждаете, что они убили друг друга? — Этот не в меру ретивый лейтенант Волошин уже до смерти мне надоел. Другой версии у него нет, но он продолжает строить из себя лейтенанта Коломбо.

— Вы уже в четвертый раз спрашиваете меня об этом. Что вас смущает?

— Слишком уж все гладко получается. Чересчур удобно.

Да, парень, ты прав. Я сделала все, чтобы тебе было удобно. Они так близко упали, а его рука была еще теплой и достала до рукояти ножа... Там только его отпечатки пальцев, я же не идиотка. Я облегчила тебе жизнь, а где благодарность? Нет, вместо этого я стала объектом грязных подозрений!

— Но это — правда. Все, что здесь произошло, для меня абсолютная неожиданность. Вы, наверное, уже знаете: я сегодня первый день на работе. Принесла эскизы новой коллекции, вот эти. Поговорила с фотографом, потом зашел Олег... — я очень убедительно всхлипываю. Во мне гибнет великая актриса.

— Что было дальше?

— Но вы уже спрашивали меня! Неужели я еще раз должна буду пересказывать этот кошмар?!

— Извините, Юлия Павловна, но такова процедура.

Нет, процедура не такая, я точно знаю.

— Зашел Олег, мы поговорили...

— О чем вы говорили?

— О показе в Таллине, о выплате пособия Сабине, нашему фотографу — у нее недавно родился ребенок... О том, что нужно временно нанять другого фотографа, о договоре с Варшавой, куда вместо меня ездила Вика... Лейтенант, вам это и вправду нужно? Наша внутренняя кухня?

— Продолжайте.

— Хозяин — барин... Если вам это как-то поможет... Потом Олег начал ссору — он предлагал уволить Сабину — мол, ребенок будет болеть, толка от нее не будет... Я довольно резко ему возразила. Понимаете, лейтенант, я не могу так поступить. Ведь они с Феликсом работали на меня много лет. Так что мы немного поссорились и он начал переходить на личности. А потом влетела эта дура с пистолетом...

— Это был револьвер.

— Возможно, какая разница. Я не разбираюсь. Олег спросил, зачем она взяла его пистолет...

— Револьвер.

— Да, лейтенант, но мне без разницы. Нет, не надо, не объясняйте, мне неинтересно.

— Ну, хорошо, — он встает и начинает ходить по комнате. — Вы согласны помочь нам в проведении следственного эксперимента?

— Сейчас? Нет, я не могу, я... мне надо немного полежать. Я поеду домой.

— Нет, не сейчас. Скажем, где-то послезавтра. Когда будет заключение патологоанатома и заключение экспертизы. А сейчас надо поехать в управление, где у вас возьмут отпечатки пальцев и занесут в протокол показания.

— Так вы что, битый час мучили меня вопросами, а теперь оказывается, что я снова должна рассказывать весь этот кошмар?

Я начинаю закипать. У меня нет времени на эти глупости. Я устала и хочу есть. Я не хочу ехать в милицию, где со мной могут сделать что угодно.

— Но я должен был расспросить, а официальные показания...

— Так и начинали бы сразу с официальных показаний. Или вы считаете, у меня других дел нет, только кататься с вами по управлениям? Я два месяца не была на работе, у меня куча дел и ужасная головная боль...

— А где вы были целых два месяца? — Ну, все, следственные таланты этого парня мне ясны. Интересно, у меня есть адвокат?

— Я попала в аварию, и мне делали сложную операцию на открытом мозге. Мне снять парик? — Лучше не надо, парень, для твоей же пользы.

— Извините. Это можно проверить?

Он, наверное, совсем дурак, если спрашивает об этом. Все, что я говорю милиции, можно проверить. По крайней мере когда я ссылаюсь на других. Все остальное проверить невозможно, и тебе придется поверить мне на слово. Это же надо! Я проходила у него свидетелем по делу об убийстве скунса, а он даже не поинтересовался, кто я и что.