Наследник обожал отца, и государь в «счастливые дни» мечтал о том, чтобы самому заняться воспитанием сына. Но по ряду причин это было невозможно, и первыми наставниками Алексея Николаевича стали мистер Гиббс и месье Жильяр. Впоследствии, когда обстоятельства изменились, государю удалось осуществить своё желание.

Он давал уроки цесаревичу в мрачном доме в Тобольске. Уроки продолжались в нищете и убожестве екатеринбургского заточения. Но пожалуй, самым важным уроком, который извлекли наследник и остальные члены семьи, был урок веры. Именно вера в Бога поддерживала их и давала силы в ту пору, когда они лишились своих сокровищ, когда друзья покинули их, когда они оказались преданными той самой страной, важнее которой для них не существовало на свете ничего.

Императрица Александра Феодоровна: «Истинная патриотическая любовь к Родине не бывает мелочной. Она великодушна. Это не слепое обожание, но ясное видение всех недостатков страны. Такая любовь не озабочена тем, как её будут восхвалять, а больше думает о том, как помочь ей выполнить её высшее предназначение. Любовь к Родине по силе близка любви к Богу. Любовь к своей Отчизне сочетает в себе преданную сыновнюю любовь и всеобъемлющую любовь отцовскую, часто трудную, и эта любовь не исключает любви к другим странам и всему человечеству. Во всех видах любви, которые выше простых инстинктов, есть что-то таинственное, и это же можно сказать о патриотизме. Патриот видит в своей стране больше, чем видят другие. Он видит, какой она может стать, и в то же время он знает, что много в ней остаётся такого, что увидеть невозможно, так как это является частью величия нации. Хотя и видимы её поля и города, её высшее величество и главные святыни, как и всё духовное, — это сфера невидимого».

Любовь к Отечеству — исходное, вложенное в каждого человека глубинное чувство, которое не надо специально усиленно взращивать: оно вызревает само при правильном воспитании, основанном на истинных ценностях, привитых к национальной почве. Ни большой процент чужеземной крови, ни знакомство с мировой культурой, знатоком которой был Николай II, ни многолетнее изучение иностранных языков (с матерью царские дети говорили и переписывались по-английски) нисколько не могли повредить в великих княжнах и царевиче истинного русского патриотизма, основанного прежде всего на православной вере. Дети познавали родную культуру, знакомились с лучшими образцами русской классики и с её первоисточником — народным творчеством. Царевич Алексей, например, очень любил слушать по ночам русские народные сказки. Но главное, дети всегда имели перед собой пример родителей, горячо любящих Россию, и никогда не слышали в отличие от многих современных нам детей, как старшие возмущаются «этой страной» и, чувствуя себя в ней почему-то ущербными и ущемлёнными, вольно или невольно передают это ложное чувство детям. Любовь царской семьи к Отечеству была природной и естественной и претерпела самое сильное испытание — предательство русских людей. Когда императрица после ареста в Царском Селе с помощью своей подруги Лили Ден сжигала личные письма, последняя, видя слёзы в глазах царственной подруги, в сердцах воскликнула: «Ненавижу Россию!» И Александра Феодоровна ответила: «Никогда не говорите так, Лили». Для царицы её подданные были по-прежнему «хорошие», хотя и ослеплённые, запутавшиеся.

Письма царственных мучеников из заточения — лучшее свидетельство того, что святая семья, не ослепившись в своей любви и понимая весь трагизм и ужас происходящего, всё-таки неизменно любила предавшую их, предавшую себя, несчастную, потрясённую Россию.

Из письма государыни императрицы Александры Феодоровны к А.В. Сыробоярскому, Царское Село, 29 мая 1917 года: «Как тяжело читать газеты... Где мы? Куда дошли? Но Господь спасёт ещё Родину. В это крепко верю. Только где дисциплина? Сколько гадостей о нём (государе. — М. К.) пишут: слабоумие и т.д. Хуже и хуже, бросаю газеты, больно всё время. Всё хорошее забыто, тяжело ругательства про любимого человека читать, несправедливость людей, и никогда ни одного хорошего слова... не позволяют, конечно, печатать, но вы понимаете, что за боль. Когда про меня гадости пишут — пускай, это давно начали травить, мне всё равно теперь, а что его оклеветали, грязь бросают на Помазанника Божия — это чересчур тяжело. Многострадальный Иов. Лишь Господь его ценит и наградит за его кротость. Как сильно внутри страдает, видя разруху.

Это никто не видит. Разве будет другим показывать, что внутри делается, ведь страшно. Свою Родину любить, как же не болеть душой, видя, что творится. Не думала, что за три месяца можно такую анархию видеть, но надо до конца терпеть и молиться... молиться, чтобы Он всё спас. А армия... плачешь, не могу читать, бросаю всё и вспоминаю страдания Спасителя, Он для нас, грешных, умер, умилосердится ещё, может быть. Нельзя всё это писать, но это не по почте, и новый комендант-цензор (полковник Кобылинский. — М. К.) не будет меня бранить, я думаю, а Вы не теряйте веру, не надо, не надо, а то уже не хватит сил жить. Увидят сами, что дисциплина и порядок нужны, что не надо бояться быть сильнее плохих разрушительных элементов, которые только стараются скорее видеть гибель России. Они не патриоты, ничего святого у них нет. Наступления ждут, медлят опять... О, больно, больно на душе, но Он спасёт, поможет, услышит молитвы любящих Россию... Простите, что всё это пишу, может, разорвут эту страницу».

Фрагменты письма государыни императрицы Александры Феодоровны к Юлии Ден, Царское Село, 5 июня 1917 года: «О! Как я рада, что они назначили нового командующего Балтийским флотом (адмирала Развозова. — М. К.). Надеюсь на Бога, что теперь будет лучше. Он настоящий моряк, и я надеюсь, что ему удастся восстановить порядок теперь. Моё сердце дочери и жены солдата страдает ужасно при виде того, что происходит. Не могу и не хочу к этому привыкнуть. Они были такими героями, и как их испортили как раз тогда, когда настало время освободиться от врага. Придётся воевать ещё много лет. Вы поймёте, как он (государь. — М. К.) должен страдать. Он читает газеты со слезами на глазах, но я надеюсь, что они всё же победят. У нас столько друзей на фронте. Представляю себе, как ужасно они страдают. Никто, конечно, не может писать. Вчера мы увидели совсем новых людей — такая разница. Приятно было их видеть. Опять пишу то, о чём не должна писать, но это письмо пойдёт не по почте, иначе Вы его не получили бы. У меня, конечно, нет ничего интересного, что написать. Сегодня в 12 часов будет молебен. Анастасии исполнилось сегодня шестнадцать лет. Как быстро бежит время. [...]

Вспоминаю прошлое. Надо смотреть на всё спокойнее. Что можно сделать? Если Он (Господь. — М. К.) посылает нам такие испытания, то, очевидно, Он считает нас достаточно подготовленными для них. Это своего рода экзамен — надо показать, что мы не напрасно через них прошли. Во всём есть своё хорошее и полезное, каковы бы ни были наши страдания — пусть будет так, Он пошлёт нам силы и терпение и не оставит нас. Он милостив. Только надо безропотно преклониться пред Его волей и ждать — там, на другой стороне, Он готовит для всех, кто Его любит, несказанную радость. Вы молоды, как и Ваши дети! Как много их у меня, помимо моих собственных! Вы увидите, и настанет ясное и безоблачное небо, но гроза ещё не прошла, и поэтому так душно, но я знаю, что потом будет лучше. Надо только иметь немного терпения, разве это так уж трудно? Я благодарю Бога за каждый день, который проходит спокойно. [...]