– Хорошо, тогда скажи кратко, что ты всем этим громоздким и пространным высказыванием имел в виду. Объясни, как понимать твое переложение знания на слова.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал, так, чтобы ты понял?

– Если я не могу понять, о чем ты говоришь, а говоришь ты то, во что веришь, ведь важна честность и ответственность к выражению мыслей, значит, я не могу понять, во что ты веришь, значит, нужно разложить твой поток сознания на более элементарные частицы. Скажи, как лично ты выбрал, во что верить, каков и почему твой подход к восприятию, какова логика рассуждений и архитектура мышления, как ты выстроил из знаний о мире его картину, на основе какого метода познания и анализа?

– А если я не могу?

– Что это значит?

– Представь, что ты всю жизнь находился внутри одной комнаты без окон и дверей. Как ты представляешь мир вне комнаты?

– Никак, я полагаю.

– Представь еще, что я – в соседней комнате, в которой все поверхности зеркальны. Что вижу я внутри своей комнаты?

– Свои отражения?

– Да, одни лишь свои отражения. Представь еще, что твоя комната тоже зеркальная, и что мы можем общаться, телепатически обмениваясь одиночными сообщениями, состоящими из “да” или “нет”. Как ты опишешь мне свою комнату собственных отражений?

– В сообщении может быть только один сигнал, плюс или минус?

– Да. И только по одному сообщению за раз, я и ты, по очереди.

– Нужно будет придумать систему ответов, в которой “да” или “нет” в ответ на “да” значит одно, а “да” или “нет” в ответ на “нет” значит другое, и тогда…

– Не напрягайся. Это две изолированные системы, не по определению, но по факту. Такая система общения не может говорить ни о чем, кроме самой себя, она замкнута и рекурсивна.

– А как же двоичная система? Там тоже используются только два сигнала.

– Но там нет ограничения на количество сигналов, как у нас, когда ты можешь передать только ноль или только единицу. Поскольку мы не знаем ничего, кроме своих комнат, в которых нет ничего, кроме наших отражений, система кодирования общей быть не может, а изобрести свою нам мешает ограничение сигналов и их неизменная очередность. Мы можем лишь подавать сигналы, но не можем понять, что значат ответы друг друга, поскольку наши сигналы изначально не описывают ничего, кроме собственного наличия.

– Мы можем знать, жив другой или нет, пока ответы поступают.

– Откуда тебе знать, что тебе кто-то осмысленно отвечает, если нет никакого контекста общения? Вдруг это автоматическая система с непонятной тебе логикой?

– А что, если использовать время? Отвечать либо сразу, либо после паузы, тогда уникальных сигналов будет уже четыре.

– А что, если это не я умышленно делаю паузы, а связь искажает время ответа? Как ты поймешь?

– Я буду давать сигналы со своей стороны в определенной последовательности, пока ты ее не заметишь.

– И как же я пойму, что это определенная последовательность?

– Ну смотри, я, запоминая твои сигналы, независимо от них даю такие: два положительных, затем четыре отрицательных, затем восемь положительных с паузой, затем?

– Шестнадцать отрицательных с паузой, ага.

– Ну вот, ты уловил закономерность! Когда ты ее поймешь, начнешь продолжать, и в какой-то момент в твоих ответах я увижу начало повторения своих. А дальше что-нибудь уже придумаем.

– Вот только ты забыл о главном: мы всю жизнь находимся в зеркальных комнатах. Ты предполагаешь, что я уловлю закономерность, потому что в реальном мире мы пользуемся одной и той же логикой и типом мышления, мозгом с одинаковой для каждого структурой, но там у нас не будет абсолютно никаких общих знаний, кроме сигналов.

– Ну это бред уже, у меня тогда и понятийного аппарата нет, ведь я не знаю ничего.

– Ты слышишь сигналы и видишь свои бесчисленные отражения. И все, да.

– Тебе не кажется, что ты поставил невозможные условия?

– Ха, ну это же метафора. Ладно, а теперь представь, что мы, несмотря на такие условия, все же за невероятно долгое время нашли способ общаться внятно, пусть и очень ограничено.

– И как же?

– Для метафоры не важно, как именно. Так вот, представь, что мы попытаемся описать друг другу то, что находится вне комнаты, хотя сами этого не знаем.

– Окей, я тебя понял. Общение людей – как эти твои “да-нет”, а попытки в общении выйти за грань субъективно известного – это?

– Это то, что я пытаюсь понять, а ты – хочешь, чтобы я тебе объяснил. Я знаю, что все, что я знаю – не часть того, что я ищу, не часть ответа, потому что ни отдельно, ни в совокупности оно ничего не говорит об объекте попыток познания.

– Ответа на что?

– На все и ни на что одновременно, на вопрос, который можно только почувствовать в чем угодно, но нельзя сформулировать. Ответ не включает в себя ничего известного мне, а вопрос включает все, что я знаю.

– Поправь, если я ошибаюсь: ты ищешь нечто, отвечающее на все?

– Примерно так.

– И на кой хрен тебе это?

– Представь…

– А можно без метафор?

– Можно, раз в сто дольше получится.

– Ладно, валяй.

– Представь, что ты – участник оркестра. Вы выступаете, исполняя разные музыкальные произведения, но в какой-то момент в мелодию всегда закрадывается ошибка, слышится неуловимая фальшь. Вы меняете участников, инструменты, мелодии, залы, дирижера, одежду, прически, да вообще все что можно, но ошибка все появляется, независимо от ваших действий. Каков ее источник?

– Что-то, что мы не можем изменить. Тоны, лады, ноты и все такое.

– Допустим, вы как-то изменили эти параметры, но ошибка продолжает звучать. Что дальше?

– Может, у нас что-то не так со слухом?

– У всех участников и слушателей? И как вы тогда вообще понимаете, что это – ошибка?

– Сдаюсь.

– Музыка, как любой звук, по сути состоит из частоты, фазы и амплитуды звуковой волны. Кроме того, есть пространство, в котором волна распространяется. Есть источник этой волны. И да, есть препятствия на пути волны, некоторые из которых могут ее воспринимать, “слышать”. И как же нам найти причину ошибки?

– Видимо, изучать физику.

– Что я и делаю в каком-то смысле.

– Хочешь сказать, что оркестр и слушатели – это все люди, музыка – вся их история, всех вместе и каждого отдельно, а ошибка – все в ней неправильное?

– Так и есть. Я познаю познание, чтобы найти источник искажения.

– Но кто определяет, что в истории неправильно?

– А никто, у каждого правда своя. Это и есть главная ошибка мелодии.