В пятницу, 20-й день месяца раджаб / 25 сентября султан с севера подошел к городу и разбил лагерь, перекрыв дороги франкам, оставив им открытой лишь дорогу к смерти. Он построил катапульты, чтобы обрушить на врага потоки ужаса – даже Скала стонала под ударами камней, и враг укрылся за стенами крепости, откуда не осмеливался больше выйти. Франки даже головы не могли высунуть из ворот, за которыми их ждала смерть, несчастья и гибель души. Тамплиеры стенали, бароны низвергались в ад, госпитальеры возносили проклятия. «Братьев» ждала неминуемая смерть. Ничто не могло защитить от летевших с неба камней; огонь желания жег сердца сражавшихся с обеих сторон, лица воинов были открыты поцелую меча, жажда боя терзала сердца, руки сжимали рукояти мечей, умы переполняла жажда найти тех, дух которых не позволил им посвятить себя целиком своему делу. Камни, летевшие из катапульт, ломали крепостные стены и зубцы. Создавалось впечатление, что их бросают могучие руки неуязвимых рыцарей. От их снарядов не было никакой защиты. (Последующий отрывок, изобилующий возвышенными метафорами и иносказаниями, судя по всему, означает следующее: они несли с собой ужас, вызвали позывы рвоты у тех, кто понимал их смертоносную силу; однако, как это часто бывает у Имад ад-Дина, смысл теряется за стремлением к велеречивости и благозвучности.) Камни уничтожали все, их полет сопровождался адским завыванием, а падение – жутким грохотом (у автора описание довольно длинное, но не информативное). Враг был сломлен, его ряды разбиты, ров перейден. Началась атака. Победа ислама была очевидна, так же как и смерть неверных. Была пробита брешь, и проблема решилась. Были приложены энергичные усилия, и цель была достигнута. Враги были ранены или убиты, препятствия устранены, работа завершена. Город стал мусульманским. Ибн Барзан пришел к султану и попросил сохранить жизнь его людям. Султан отказался. «Не будет вам ни гарантий, ни милостей. Наше единственное желание – видеть вашу вечную покорность. Завтра мы станем здесь полными хозяевами, прольем кровь ваших мужчин, женщин уведем в рабство». Тогда люди ответили: «Если мы не можем рассчитывать на ваше милосердие, и у нас нет надежды на ваше благородство, если у нас нет пути к спасению и веры в то, что нас ждут впереди мир и безопасность, тогда мы будем сражаться до последнего, не на жизнь, а на смерть. Пусть мы погибнем в огне, но не пойдем покорно на бойню. Никто из нас не будет ранен, прежде чем ранит десятерых врагов, никто не встретит смерть, не захватив с собой как можно больше противников. Мы сожжем наши дома и разрушим Купол, а вам оставим позор обращения вас в рабство. Мы уничтожим Скалу, а вам предоставим горевать из-за ее утраты. Мы убьем всех мусульманских пленных, которые находятся у нас в руках, а у нас их тысячи. Всем известно, что мы высоко ценим свою репутацию. Что касается нашего имущества, мы скорее уничтожим его, чем отдадим вам, а своих сыновей убьем. Какое преимущество получите вы, отвергая наши предложения. Ведь вы же сами все потеряете. Не обольщайтесь надеждами на успех – только мир способен компенсировать зло».

Тогда султан созвал совет и послал за командирами своих победоносных отрядов, чтобы посоветоваться с ними о возможности заключения мирного договора. Он попросил их открыть ему самые тайные мысли и чувства. «Нам предложен шанс, – сказал он, – которым мы должны воспользоваться. Результат, о котором мы молили Аллаха, должен быть наш. Если мы его упустим, другого шанса не будет». Члены совета вознесли многословные хвалы султану и сказали, что в таком положении могут посоветовать лишь одно – собрать плоды победы. И после многочисленных обсуждений и консультаций была установлена сумма, за которую жители должны были выкупить себя и свою собственность, спасти своих мужчин, женщин и детей. Согласно договору, по истечении сорока дней тот, кто не сможет заплатить выкуп – или откажется это сделать, – станет нашим рабом. Размер выкупа был установлен следующий: десять динаров за мужчину, пять – за женщину и два за ребенка. Ибн Барзан, патриарх и Великие магистры тамплиеров и госпитальеров стали поручителями, и ибн Барзан дал 30 000 динаров за бедных, честно выполняя свое слово. Каждый, кто заплатил выкуп, покинул свой дом в безопасности, чтобы никогда не вернуться туда снова.

После того как размер выкупа был установлен, они сдали город. Это было в пятницу, 27-й день месяца рад-жаб / 2 октября. В городе было больше 100 000 человек, включая женщин и детей. Ворота были закрыты, и были назначены представители, чтобы получить причитающуюся с каждого сумму. У каждых ворот стоял эмир или представитель, чтобы считать входящих и выходящих. Те, кто заплатили выкуп, уходили, а те, кто не могли этого сделать, оставались в плену. Если бы эти деньги собирались так, как следовало, казна наполнилась бы с лихвой. Но имело место пренебрежение к порядку, присвоение чужих денег, казнокрадство. Любой, кто давал взятку, получал разрешение выйти. Чиновники свернули с честного пути и вымогали взятки. Некоторых людей спускали по стенам на веревках, других выносили в багаже. Люди переодевались и выходили, одетые, как мусульманские солдаты.

В Иерусалиме жила греческая принцесса, ставшая монахиней и искавшая утешения в христианской вере. Ее набожность давала ей успокоение в несчастьях, и она крепко держалась за эту веру. Ее вздохи разносились далеко, а слезы лились, словно дождь из облаков. Она занимала высокое положение, была богата, имела много имущества, слуг, мебели и рабов. Султан разрешил ей свободно покинуть город и увезти с собой все имущество. Она с радостью удалилась, хотя ее сердце обливалось слезами.

Возле Иерусалима жила супруга плененного короля, дочь короля Амальрика, со всей своей свитой. Ее тоже беспрепятственно отпустили из города, разрешив забрать все и всех. Также принцесса, дочь Филиппа и мать Хам-фри (королева Сибилла) была освобождена от выкупа, и ее имущество осталось неприкосновенным. Правитель Аль-Биры попросил позволить ему освободить 500 армян, которые, по его утверждению, прибыли из его страны в Иерусалим по религиозным мотивам. Музаффар ад-Дин ибн Али Кучук потребовал 1000 пленных на основании того, что они прибыли из Эдессы, и султан согласился.

Султан создал несколько ведомств и каждое обеспечил неким числом египетских и сирийских чиновников. Любой, кто получил расписку о полной выплате от одного из этих чиновников, мог свободно уйти, предъявив расписку у ворот. Человек, в честности которого я не сомневаюсь, рассказал, что он был в одном из таких ведомств и видел, как там велись дела. Часто чиновники выдавали расписки, а деньги отправляли в собственные карманы, и их обман оставался нераскрытым. Эти люди лишали казну доходов, которые должны были туда поступить. Но несмотря ни на что, казна получила 100 000 динаров, а остальное население осталось в качестве пленных, ожидая времени, когда истечет установленный для выкупа срок. Если они не смогут внести нужную сумму, то станут рабами.

День завоевания, 17-й день месяца раджаб

По удивительному совпадению дата завоевания Иерусалима совпала с годовщиной вознесения пророка на небеса. Повсюду царила великая радость, вызванная блестящей победой, слова молитвы прославления Аллаха были у всех на устах. Султан принимал поздравления. Он давал аудиенции эмирам и чиновникам, суфиям и ученым. Его манеры были одновременно скромными и величественными. Он сидел в окружении правоведов и богословов, и его лицо сияло от радости, двери его покоев были широко распахнуты, его благосклонность и великодушие не знали меры. К нему мог прийти любой. Его слова слушали, его поступками восхищались, его ковер целовали. Его лицо сияло, от него исходило сладчайшее благовоние, его душевность была всеобъемлющей, а власть грозной. Его город излучал свет, его рука разливала воды щедрости и раскрывала губы даров. Тыльная сторона его руки была киблой для поцелуев, а ладонь – Каабой надежды (далее описание продолжается в том же духе; пышные метафоры, явные и намеренные гиперболы громоздятся друг на друга, пряча под собой смысл).