– Смотри-ка, этот парень нетерпелив, – улыбнулся человек в черном и посмотрел на часы. – Ладно, мне уже пора приступать к его экипировке. Времени меньше, чем обычно: ранним утром он должен передать свой груз связному в условленном пункте. Но ничего, я справлюсь. На улице уже стемнело – мы можем пригласить курьера перейти в подвал.

– Мне помочь вам? – услужливо осведомился мальчик.

– Это было бы неплохо. Но после сразу же возвращайся обратно – тебе надо следить за безопасностью дома и вежливо отвечать на телефонные звонки. Как только я закончу с курьером, ты можешь считать себя свободным и отправляться спать.

…Сидя в оборудованном для него подвальном закутке, Гензель увидел, как все трое медленно, цепляясь за каждую ступеньку, спустились по расшатанной лестнице. Лицо курьера не вызвало у него особых эмоций – эти типы все как один похожи друг на друга. Как однажды справедливо заметил связной, «их выращивают в лабораторном инкубаторе». Точнее не скажешь. Куда деваются курьеры после того, как доставляют ценный груз, Гензель не знал – их дальнейшая судьба его не особенно волновала. Возможно, они просто больше ни на что не годятся.

С лязгом закрывая подвальную дверь за мальчиком, человек в черном обернулся и вновь осмотрел развязно развалившегося на стуле курьера: тот не пошевелился. Дождавшись, пока затихнет скрип шагов вверх по ступенькам, он поманил пальцем в темноту. Щурясь от света лампочки, Гензель бесшумно выступил из тени.

– Я обещал тебе показать, как курьеру удается носить эликсир, – сказал хозяин подвала. – Думаю, этот час пришел. У нас мало времени, а одному мне быстро не справиться. Тебе придется помочь, если ты не особенно возражаешь. Возьми капсулы, только осторожно.

Вампир задохнулся от счастья и хрипло закашлялся.

– Кх… кх… тьфу… извините… Я не верю своим ушам, господин. Какая честь для меня.

Человек в черном, присвистнув, недовольно перекосил лицо.

– Давай обойдемся без лести. Меньше слов – больше дела.

Он снял с курьера темные очки и тщательно вгляделся в его мутные глаза. Тот выдержал взгляд, однако через некоторое время его веки чуть-чуть дрогнули. Гензель готов был поклясться, что курьер издевательски подмигнул хозяину подвала.

– Все в порядке, – произнес человек в черном. – Мы можем начинать.

Если на Земле хреновая жизнь, то почему в загробном мире она должна быть лучше?

Капитан Дэйви Джонс, «Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца»

Пожилой офицер в зеленом мундире вертел между пальцами авторучку, постукивая ею по рабочему столу. Лак, покрывавший обшарпанную столешницу, начал трескаться.

Он еще раз привычным жестом поправил очки в тонкой оправе – на переносице осталась бледная вмятина. Подошло время, но курьер так и не появился. Он дважды звонил своему человечку в «транзит», но тот сам находился в растерянности. Прежде столь значительных перерывов в транспортировке эликсира еще не было. Грешным делом, он начал предполагать про себя, что заказчик передумал. Но если так, то что делать с исполнителем?

Все, что киллеру о нем известно, – это телефонный номер. Поменять? Нет, вряд ли это поможет. При желании исполнитель легко найдет на любом рынке ДВД с полной базой городских мобильных номеров и выяснит, кому принадлежит этот номер сотового. Если он уже этого не сделал. Впрочем, офицера не сильно волновала вероятность, что киллер узнает его имя. Если убийцу и поймают, то этот человек проглотит капсулу, оставив преследователям тлеющие частички пепла. Сеть, связывающая его, исполнителя, Гензеля и заказчика, не должна рассыпаться – это понимал каждый из них, посвященный в тайну.

…Хлопнула дверь – офицер вздрогнул, ручка, треснув, сломалась. В кабинет ворвался вихрастый белокурый красавчик с чашкой, до краев наполненной кукурузным кофе. Не сбавляя оборотов, он запнулся о пыльный ковер, часть черной жидкости выплеснулась на пол. Густой аромат заполнил комнату – даже с десяти метров любой определил бы, что это подкрашенный спирт. Офицер широко развел руки в стороны:

– Ба-а-а, Серега! Сто лет тебя не видел – как дела, пропащая душа?

Красавчик пошлепал прокуренными губами, метко сплюнув в угол сгусток жвачки.

– Шутишь, что ли? Как в этом проклятом месте могут идти дела? Вчера опять поместили в психушку двух парней из китайского отдела – нервный срыв. У кого получится контролировать черный рынок, если каждый день эти сволочи лезут в город десятками тысяч? Подобными темпами у нас половина всех жителей будут китайцы! Я тебе так скажу – Шефу надо что-то делать с их рождаемостью на Земле. Если в этом гребаном Китае произойдет гражданская война или случится какая-нибудь эпидемия, нам придется пахать в три смены. А мы еще от позапрошлогоднего цунами не отошли.

«Еще бы, – злорадно подумал офицер. – Волнуешься, сволочь? Это тебе не стишки пописывать, романтик хренов. Здесь люди ночами вкалывают, а не бумагу марают. Хорошо бы и тебя в психушку с нервным срывом отправить. Тебе не привыкать».

К счастью для пожилого офицера, поэт Сергей Есенин не умел читать чужих мыслей. Впрочем, поэтом его называли скорее по привычке – складывать стихи он давно разучился. Есенину удалось получить сравнительно легкое наказание: попавшие через двенадцать лет после его смерти в город сотрудники ГПУ подтвердили, что он был убит, а не повесился в припадке похмельной депрессии, вскрыв перед этим вены. Это был существенный плюс, ибо самоубийцам из века в век Учреждение придумывало изощренно жестокую кару – последние три года, например, они задом наперед пели «Лучшие хиты» Верки Пердючки. На протяжении получаса исполнив «Меавипс олесев ым, пог-пог-пог», люди были бы рады тому, чтоб их рвали на части раскаленным железом.

В городе Есенин чувствовал себя не так уж плохо. Узнают на улицах, девушки подходят за автографами, лысые мужики в ресторанах, заливая слезами и без того разбавленное пиво, надрывно поют «Будто кто-то мне в кабацкой драке саданул под сердце финский нож», от журналистов – отбоя нет. Главный Суд не стал включать графу «забвение» в его приговор, а то бы ремонтировал сейчас текущие унитазы на индийских окраинах, как неосмотрительно отравивший Моцарта завистливый композитор Сальери.

«Жаль, что заказчик тобой не интересуется, – кивая в нужные моменты головой, думал офицер, сочувственно улыбаясь Есенину. – Осточертел мне уже, скотина пьяная. И зачем таких держат? Целый день спирт хлещет и на служебных бумагах голубков рисует».

Вслух он ласково сказал, прикрепляя ржавым степлером один бланк к другому:

– Да ладно, братан, расслабься. Какие-нибудь пятьдесят тысяч лет, и ты сможешь подать прошение о смягчении наказания. Не исключено, что тебя переведут из чиновников нашей конторы в корреспонденты той же «Смерти». Поди плохо! Будешь сидеть, худо-бедно стишки ко дню рождения Шефа кропать. А что? Все ж не за китайцами бегать.