В Англии и в Америке только материнской груди полагались публичные почести. Поощрялось желание матерей кормить детей грудью и выполнять все обязанности, связанные с их общим благополучием. Все сильнее осознавалась психологическая важность тесной связи между матерью и ребенком, и это придавало еще больше веса убеждениям сторонников грудного вскармливания. Матерей, которые отказывались кормить ребенка грудью, считали эгоистичными и социально ненадежными. В конце концов английская практика отсылки младенцев в деревню к кормилицам сошла на нет. Кормилица должна была жить в доме ребенка, где мать могла бы следить за ней.

Большинство американских женщин сами кормили детей грудью. Даже на предвоенном Юге, где были черные кормилицы, только 20 процентов матерей прибегали к дополнительной помощи кормилицы или полностью доверяли ей кормление ребенка[192]. Когда черных «мамушек» брали кормить грудью белых детей, то это часто происходило в ущерб их собственным детям, как это становится понятным из истории, рассказанной рабыней из Северной Каролины.

Напряженность, присущая белому владению черной груди, вылилась в один из самых драматических моментов истории аболиционизма. Эта история произошла в Индиане в 1858 году, когда Соджорнер Труф, активистка движения за освобождение рабов и сама бывшая рабыня, выступала перед преимущественно белой аудиторией. Когда встреча уже подходила к концу, кто-то из группы сторонников рабовладения задал ей вопрос о ее сексуальной принадлежности. Эти люди были готовы доказать, что она не женщина. Как написала Нелл Пейнтер (Nell Painter) в биографии Соджорнер Труф, это обвинение в самозванстве, направленное на то, чтобы подорвать веру в честность этой женщины, обернулось против тех, кто его выдвинул[194].

Вот как это событие было описано в газете «Освободитель» от 15 октября 1858 года:

Обнажение груди в политических целях получит больше сторонников веком позже среди феминисток 70-х и 80-х годов XX века. Но никогда оно не будет столь драматичным, как в 1858 году в Индиане, когда вопрос моральной стороны рабовладения едва не разрушил страну. Обнаженные груди Соджорнер Труф, как и ее знаменитая речь «Или я не женщина?», не оставили ни малейшего сомнения ни в ее женственности, ни в ее личности. Как могли эти груди, вскормившие белых и черных детей, не считаться человеческими? А ведь тела черных рабов полностью человеческими не считались — ни на рабовладельческом рынке, где будущие покупатели проверяли их зубы, мускулы и груди, ни там, где им предстояло жить и где они принадлежали хозяевам, как собака или корова (илл. 50).

Борьба Соджорнер Труф за освобождение от эксплуатации была слишком далека от забот большинства представителей среднего класса. Пока к женщинам-рабыням относились как к скотине, американских и британских белых женщин идеализировали и считали домашними ангелами. Стихотворение Ковентри Пэтмор «Ангел в доме» (1854–1856) выражает характерный для высокой культуры взгляд на мать, как на эфемерную добрую фею, безгранично преданную своей семье..

50. Дж. Т. Зили. Дагерротип. Март 1850 года. Делия, сельская жительница, рожденная родителями-африканцами. Дочь Ренти, Конго. Плантация Б. Ф. Тейлора. Колумбия. Северная Каролина. Первые американские фотографы снимают черных женщин как «собственность». Обнаженные груди этой женщины рассматривались как часть ее стоимости как рабыни.

Эротические груди были исключены из литературы Викторианской эпохи, как это становится понятно из поэзии Альфреда Теннисона[195]. Несмотря на то, что Теннисон употреблял слово груди, а не пользовался различными эвфемизмами, оно всегда предвещало катастрофу. Рассказчик из «Тиресия» ослеп, посмотрев натруди Афины Паллады, выходившей из воды. «Груди Елены Троянской» напоминали о невероятных разрушениях («Лукреций»). А самоубийство Клеопатры было, разумеется, драматически совершено с помощью «укуса аспида» в грудь («Сон честных женщин»).

И напротив, «хорошая» грудь была кормящей грудью. В Англии и в Соединенных Штатах, как во Франции и Северной Европе, матери не стыдились того, что дома их увидят с обнаженной грудью во время кормления младенцев. Более того, дозволялось кормление грудью в таких общественных местах, как парки, железные дороги, особенно это касалось простых сословий[196]. Но так же вели себя и женщины из среднего класса в сельской Англии, где кормление детей грудью было само собой разумеющимся занятием, например, в церкви. И делалось это без всякого ложного стыда, обычно ассоциирующегося с Викторианской эпохой.

Для тех, кто был против института кормилиц или новомодного кормления из бутылочки, кормящие матери стали представительницами «вымирающего» вида, который необходимо защищать, как вымирающий. Благодаря открытию Пастера стало понятно, что при достаточном нагревании молоко из бутылок становится безопасным для младенцев. И к 1880 году кормление из бутылочки стало распространенным в британских городах. Но в сельской местности бутылочки все еще оставались редкостью. Флора Томсон написала в своей автобиографии, вспоминая о жизни в Оксфордшире, что «когда в деревушку принесли показать ребенка, которого кормили из бутылочки, то к бутылочке отнеслись как к редкости»[197].