Базар шумел.

— Вай ме!!!

— Вах! Какой смелый!

— Самой Шахерезады не боится!

— Десять динар на Шахерезаду!

— Вах! Двадцать даю!

— На кого?

— На Мурзика!

Азарт — дело великое. На него-то и делал ставку хитроумный лейтенант. Толпа должна быть представительной, чтобы на нее обратили внимание. Главное — создать ажиотаж.

— Он бьет врагов хореем, ямбом!

— Лупцует рифмой всех подряд!

— Он может так загнуть по фене…

— Что сам потом не будет рад… слушай, а что такое феня?

— Не отвлекайся, — Олежка с удовольствием вернул тычок Жасмин. При этом он немного отвлекся, и Мурзик умудрился извернуться и довольно чувствительно цапнул «тренера» за камуфляжку.

— Я те дам в хорей. Нашел Пушкина, понимаешь…

— Пардон, — извинился лейтенант, потирая пострадавшее место.

Купцы торопливо запирали лавки, покупатели пересчитывали последние медяки, и все дружно присоединялись к процессии, движущейся в сторону дворца эмира Багдадского.

— Одного не пойму, — шепнул Олежка Жасмин, — почему они все на русском говорят? Вроде арабы… или кто тут в этой дикой местности живет? Делайте ваши ставки, господа!!!

— На багдадском они говорят, — ответил за нее Мурзик. — Вот по-нашенски это как будет?

Баюн на ходу подцепил лапой край туники Жасмин, задрал ее чуть не до пояса и резво отпрыгнул в сторону. На этот раз повезло. Он успел увернуться.

— Шаровары, — пожал плечами Молотков.

— Это по-нашему, — пояснил Мурзик, — а по-ихнему — шальва-а-ари. Понял?

— Угу, — согласился лейтенант.

Так, мирно беседуя, в окружении огромной толпы, они и достигли ворот дворца эмира Багдадского, который немедленно охватила паника. Стража с дикими воплями «бунт!!!» сыпанула внутрь и захлопнула перед их носом ворота.

— Что это они? — удивился Мурзик.

— Кажется, нас не так поняли. Митинг получился несанкционированный, — доходчиво пояснил Олежка, — а власть этого страсть как не любит. Я, собственно, на это и рассчитывал. А ну-ка, дружно, — скомандовал он толпе, — хором: Ша-хе-ре-заду! Ша-хере-заду!

— Ша-хе-ре-заду! — радостно подхватила толпа. — Ша-хе-ре-заду!

Когда еще представится такой случай — на халяву послушать знаменитого сказителя из северных земель и сравнить его искусство с искусством самой Шахерезады, уже третий год услаждавшей слух самого эмира!

— Ша-хе-ре-заду!

— Ша!

— Хе!

— Ре!

— Заду!

Рев толпы нарастал. Паника во дворце тоже. Поднятая по тревоге дворцовая стража высыпала на стены, у ворот уже строились баррикады, слышался звон ятаганов.

— Так дело не пойдет, — почесал Олежка затылок. Резня не входила в его планы. — Приготовься, — предупредил он кота. — Шут с ней, с Шахерезадой. Начнем без нее. Тихо!!! — завопил он, стараясь перекричать шум толпы. — Представление начинается!

Что-что, а командовать лейтенант умел. Толпа послушно замерла. Молотков дернул за веревку.

— Сейчас посмотрим, чему ты у Яги научился. Ну-ка, выдай им что-нибудь наше, исконно русское…

— Я вам, гадам, выдам, — посулил Мурзик, поправляя лапой веревочную бабочку на шее. — В некотором царстве, в некотором государстве жил да был… — мрачно начал он.

— Молодец, — одобрил Олежка.

— …мужичок один в авторитете. Дедка.

Олежка с Жасмин в полном обалдении посмотрели друг на друга. Девушка опомнилась первой и выскочила вперед.

— В далекой северной стране жил почтенный аксакал по имени Дедка, — перевела она.

Баюн неопределенно хмыкнул и продолжил:

— В законе дедок был. Зону крепко держал. Так крепко, что братва из уважения ему общак доверила.

Тут Жасмин растерялась. Олежка торопливо прошептал ей что-то на ухо, и перевод возобновился:

— Большой учености был человек. Медресе посещал. Все суры Корана наизусть знал. Законы шариата соблюдал. Каждый год хадж в Мекку делал, вокруг Каабы ходил, Арафат посещал.

— Святой человек, — одобрительно загомонила толпа, — каждый год хадж в Мекку… Вах!

— Слава о нем разнеслась по всей стране. Прознал о мудром аксакале великий эмир, призвал мудреца к себе и доверил ему должность великую — главным муфтием назначил. И возрадовались правоверные, ибо судил он народ мусульманский строго, но справедливо.

Как только голосок Жасмин отзвенел над толпой, Мурзик продолжил:

— А времена в царстве том тяжелые настали. Правильных мужиков притеснять начали. Беспредельщики, зону не топтавшие, в стаи сбились. Самые лакомые кусочки хавают и, главное, не давятся, сволочи! Понял Дедка: что-то делать надо, и придумал хитрющую хитрость. Была у него шестерка одна — Репка. Маленькая, но очень шустрая. Решил наш Дедка посадить Репку. И не куда-нибудь, а прямо в кресло депутатское. Крутой был Дедка. Решил и посадил!

Баюн ехидно посмотрел на Жасмин — как теперь выкручиваться будешь? Молотков деликатно, словно ненароком, наступил ему на хвост и вновь торопливо зашептал переводчице на ухо. И снова зажурчала плавная речь Жасмин под дикий вопль сказителя, выдирающего свой хвост из-под ботинка Олежки.

— Был у главного муфтия светлейшего эмира ученик любимый — Репка. Тюрбан на голове носил с минарет высотой…

— Вах! Какой умный, — поразились жители славного города Багдада, — такой тюрбан носить — большой голова надо!

— Вы не ошиблись, уважаемые! Наградил Аллах Репку головой светлой и мудростью великой. И заметил его эмир и сделал советником своим ближайшим.

Мурзик отвоевал свой хвост и, шипя от злости, выдал следующую порцию, все больше и больше распаляясь.

— Выросла Репка большая-пребольшая. Только Дедка на сельхозработы урожай собирать, а она ему — банан!!! — Баюн выдал такой жест, что, пойми его правоверные правильно, всем троим точно пришел бы банан. — Понты раскидывать стала. Оборзела вконец! На святое покусилась! Долю в общак не откидывает! На Дедку наезжает. Я, говорит, вас, законников, в гробу видала в белых тапочках. А будешь кочевряжиться — и без них закопаю! Не один из вас будет землю жрать! Все подохнете без прощения!!! Отпускать гре…

Олежка решительно дернул за веревку. Бантик затянулся, Мурзик обиженно мявкнул и заткнулся.

— Наша очередь врать. Давай, Жасмин…

— Мудрые советы давал Репка эмиру. Такие мудрые, что светлейший назначил его своим главным визирем. Все бы хорошо, но заметил почтенный муфтий, что ученик его бывший на руку нечист оказался. На казну повелителя самого покусился. Пристыдил Дедка Репку: «Тому ли я учил тебя, неблагодарный?». Понял Репка: не простит ему этого Дедка и задумал страшное — погубить своего учителя…