Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И неужели расшатала?
— Нет. Но ее держали в подвале несколько дней. И пока за ней не следили, она дергала решетку. Наконец ей удалось выдернуть один слабо державшийся прут. Когда в подвал за ней пришел какой-то мужик, Тома недолго думая хватила его по башке железякой, но убежать ей не дали. Ну, а потом… Ей опять завязали глаза, посадили в машину и повезли куда-то. Остановились. Оставили одну. Так Тома умудрилась меньше чем за минуту содрать повязку с глаз и открыть дверь машины. Без помощи рук. Только зубами.
— И что — неужели далеко смогла уехать?
— Не очень. Выбралась из машины, буквально перекатилась через переулок и спряталась в какой-то канаве. Нашла стекло, освободила руки и ноги. Страшно изрезалась, конечно. Потом потихоньку отбежала дальше, поймала такси, и…
— Машина какая была?
— Точно не знаю. Кажется, немецкая.
— А какая? «Мерседес»? «Опель»?
— Только не «Мерседес». Может быть, «Опель». Не уверена.
— А цвет?
— Зеленоватый такой, наверное.
— А место, куда ее привозили, можно найти?
— Думаю, можно. Улицу, наверное, она должна запомнить. Правда, Тома удирала оттуда так быстро, как только могла. А дело было поздним вечером, темно… Стой, больше я тебе ничего говорить не буду, пойми меня правильно.
— Скажи только, это был поздний вечер какого дня?
— Четверга.
Опять, что ли, совпадение?
— Кому мешали сестры? — спросил я. — Кто мог желать им плохого?
— Если говорить о Дине, то могу перечислить: первое — Авдеев. Он считает себя неотразимым, а его, понимаешь ли, отвергли.
— Так. Ну и что? Из-за этого под статью идти?
— Второе — «Северина». Дина отказалась от контракта.
— Мало ли девушек вокруг?
— Допустим. Наконец, друзья Светланы Истоминой.
— Но тут, знаешь, тоже нечего валить с больной головы на здоровую. Если претендентка на звание «Мисс» выходит на сцену пьяная, она и ее друзья должны знать, кого винить.
— Тоже правильно… Стой! Что ты сказал?
— Повторяю: Если претендентка на звание «Мисс» выходит пьяная…
— Нет. Ты что-то сказал про псевдооперацию.
— Да. Я не верю, чтобы какая-то девушка согласилась себя изуродовать, чтобы потом разыграть какого-то человека. Притом незнакомого.
— Псевдооперация… — задумчиво протянула Галя.
— Почему «псевдо»? Мне Михаил сказал, что Дину сразу после финала увезли в больницу с острым аппендицитом.
— Что он тебе еще говорил?
— Что попала она к плохому хирургу. Во-первых, он сделал слишком заметный разрез, во-вторых, забыл что-то у Дины в животе, и пришлось делать повторную операцию. Так?
— Да. Но…
— И Дина заявила, что все это было подстроено. Я это понял так, что хирургу забашляли за эти шрамы. Могло такое быть? Дина собралась подавать в суд, а сестра стала обращаться в газеты.
— А тебе не могло прийти в голову, что никакого аппендицита не было? Что Дине подсыпали какую-то гадость на банкете? И что хирургу, как ты говоришь, забашляли за шрамы еще до того, как Дину привезли к нему? А?
— Довольно безумная версия, но в ней что-то есть.
— Вот видишь! Если бы Дина действительно обратилась в суд, на который бы вытащили хирурга, он мог запросто отбояриться, заявив, что операция была сложная, ничего он там не забыл и всякое такое. Но если бы вскрылось, что операцию делали не по показаниям, а…
— Я понял! Поэтому Дину и решили спрятать, а раз сестра была в курсе, то и ее.
— Это уже хоть что-то объясняет.
— Кроме некоторых ключевых моментов.
— Почему Дина, сбежав от похитителей, пришла ко мне?
— Да. И почему она ничего не сказала родным.
— И почему не попыталась выйти на связь с сестрой?
— И это тоже.
— А кстати, Тамара ведь тоже своим ничего не сказала, ведь так?
— И тут тоже не все так просто. Не забывай, что она им не родная дочь.
— А теперь слушай еще. После того, как Дина, если это была действительно она, провела у меня последний вечер, я нашел под кроватью тонкую стеклянную трубочку длины примерно вот такой — я показал. — У меня ничего подобного сроду не было. Смотрел я на нее, и подумал: а не для кокаина ли ее использовали?
— Я же тебе говорила: не было у сестер этого.
— Ты меня недавно переспросила, когда я говорил, что нечего претендентке выходить к жюри и зрителям поддавшей. Истомина даже упала и не могла встать. А если она не водки напилась? А нанюхалась «кокса»?
— И ты все-таки полагаешь…
— Нет, — сказал я. — Не сходится. Опять эти шрамы, которые не лезут ни в какие ворота.
— Слушай, а Истомина не могла попасть в больницу по тому же поводу?
— Это могло бы объяснить, например, почему ее не видно на рекламных постерах. Но не знаю, специально не искал. Я встречал много разных совпадений, но одинаковые шрамы у участниц одного и того же конкурса — это, по-моему, перебор.
— Я могла бы хоть завтра в конторе найти несколько постеров «Северины» с Истоминой. Но у меня другие планы.
— В «Раймонде»? А что, если я с утра пойду сам туда вместе с Оскаром, и попрошу поискать?
— Думаю, он тебе поможет. Только дождись, пока он опохмелится. С похмелья он непредсказуем…
Мы опять помолчали. Часы показывали половину двенадцатого.
— Кстати, про Оскара. Мужик он в сущности неплохой, и я многое ему могла бы доверить, но если бы была парнем, то ни за что не оставила бы наедине с ним подругу. Когда он выпивши, то добродушен и излишне доверчив, но когда трезвый, с ним надо держать уход востро. Завтра он наверняка спросит тебя, о чем мы с тобой болтали. Можешь его огорошить — скажи, что я рассказывала тебе о присутствующих…
И Галя выдала мне несколько характеристик, вполне, надо думать объективных.
— Творческая натура, — закончила она, — это сложно. Этакая смесь святого и дьявола.
— И ты такая же? — спросил я.
— Не обо мне речь, — спокойно произнесла Галя.
Мы немного помолчали.
— Егоров говорил, что сестры очень похожи, — сказал я.
— Похожи, — согласилась Галя.
— А Тамара не переносила такую операцию?
— Нет, — с уверенностью сказала Галя и уставилась на меня. — Саша, это самая бредовая идея, которую я сегодня услышала!
— Истомина тоже чем-то похожа на Дину, — сказал я без особой уверенности. Галя пожала плечами.