Фредерик сказал:

– Когда одиннадцать лет назад я переехал в Сиву, в оазисе было всего три машины. Теперь машин много, но основным средством передвижения по-прежнему остается телега, запряженная ослом.

Держать ослиц считалось плохой приметой, поэтому самцы постоянно дрались. Обычно они перекрикивались – сначала я думала, что они так разговаривают, но потом узнала, что ослы так кричат, когда им не нравятся их собратья. Поскольку никто не хотел держать ослиц, в Сиве ослов не разводили и не продавали, а ездили за ними в другие регионы. У Фредерика была удивительная тележка. Она напоминала карету девятнадцатого века из черной кожи и дерева с ручной резьбой.

– Телега сделана по типу лошадиных повозок из Александрии, но на заказ, под осла, – объяснил он. Правда, Фредерик больше ей не пользовался. – Как-то раз мой осел напал на другого. Меня зажало между ослом и сиденьем. Я разнял животных, освободился и отполз в кусты.

В ночь грандиозной вечеринки он заехал за мной в гостиницу на тележке. Эта тележка хоть и не была столь шикарной, как его собственная, но все же была сделана в духе Старого Света. Мы произвели неизгладимое впечатление на полицейских у входа в «Палм Триз». Даже сотрудники отеля вышли на улицу поглядеть на нас, а когда мы отъехали, все сразу же зашептались…

Бывшая тюрьма теперь напоминала египетский храм в традиционном сиванском стиле с высокими потолками, колоннами, маленьким водоемом посредине и примыкающей гостиной, устланной бедуинскими коврами и подушками. Фредерик развел два костра в угольных жаровнях, бросил в огонь ладан и зажег свечи, стоявшие на двух подносах на песке. В комнате стало жарко, и мы сидели у костра, ели финики, пили горячий шоколад и ждали музыкантов. Фредерик меня предупредил:

– Поосторожнее выбирай гостей. Детей не приглашай ни в коем случае.

Музыкантов должен был привести Ахмед; они опоздали.

– В наш грузовик то и дело пытались подсесть незваные гости. Пришлось отбиваться от нахалов.

После приезда музыкантов у двери образовалась очередь – пришлось почти всех отправить обратно, прямо как в нью-йоркском ночном клубе. Фредерик выбирал, кого пустить, а кого нет. Пришел Малек – красивый юноша, владелец единственного в городе мотоцикла. Его пустили.

В комнату влетели тринадцать мужчин в тюрбанах и один, переодетый женщиной. Включив трескучие колонки, они заиграли на барабанах, подпевая и хлопая в ладоши.

– Подожди, вот сейчас откроют финиковое вино, – шепнул мой спутник.

Мужчина, одетый в женское свадебное платье, с поясом на голове, исполнял танец живота.

– Этот парень обручен с дочерью Ахмеда, – пояснил Фредерик.

Музыканты сделали перерыв, чтобы выпить вина. Откупорили пластиковые бутылки, наполненные домашней брагой, и разлили вино по крошечным стопкам, которые они опрокидывали одним глотком. Пытались преподнести вино и мне, но я лишь смочила губы, скорчила рожицу и отдала стопку обратно. Их это рассмешило. Музыканты разогрелись и вытащили меня танцевать. Я сделала несколько простых движений и села на подушки, но они снова подняли меня. Должна признать, было приятно находиться в окружении двадцати пяти или около того красивых парней в тюрбанах, от которых исходила сильная мужская энергия, выраженная в музыке и танце. Однако по традиции их сексуальная энергия была направлена друг на друга.

Отдельные танцевальные движения были отточенными, чувственными, мягкими, похожими на танец живота. Некоторые мужчины использовали и элементы африканского танца; был и неизбежный танец на полу с симуляцией полового акта вдвоем и втроем. Мужчины опирались ладонями о стену над тем местом, где сидели другие, и принимались извиваться над ними или опускали руки друг другу на плечи или талию, делая такие же движения. Фредерик думал, что я буду в шоке, но меня происходящее заинтересовало. Это было чистой воды проявление мужского гомосексуализма, но без обнажения и намеков на агрессию, которые часто встречаются, когда, например, американцы пытаются танцевать сексуально.

Один из парней очистил апельсин и зажег что-то в шкурке. Я подумала о последствиях вечеринки, особенно для ковров. По комнате в качестве закуски были рассыпаны горы орехов, и под ногами танцующих образовалось месиво из шелухи, апельсиновых и банановых корок.

Примерно в час ночи Амир, один из лучших танцоров, надел куртку и попрощался. Музыканты последовали его примеру, и вечеринка внезапно закончилась. Я спросила Фредерика, все ли в порядке.

– Конечно, – рассмеялся он. – Просто выпивка кончилась, вот они и ушли так же быстро, как и пришли.

Как-то раз я стала искать Фредерика, но его телефон не отвечал, и я забеспокоилась. Потом он приехал в город на машине и рассказал, что у одной из его овец только что родился ягненок, но баран встал между ней и малышом, и теперь она не признает ягненка. Фредерик разделил малыша и мать, и теперь нужно было найти суррогатную овцу, чтобы покормить детеныша, иначе тот не продержится и до утра. Мы отправились смотреть на его коз и отару овец. Мать и детеныш находились в разных загонах. Ягненок оказался такой хорошенький – бегал за мамой на толстеньких ножках с копытцами. Но мать больше интересовали другие овцы, чем забота о детеныше, и Фредерик встревожился:

– Овца совсем молодая, а ягненок запоздал. Надеюсь, материнский инстинкт все же проявит себя.

Три козла сбежали из загона, прорвавшись через ворота. Фредерик дал мне палку и послал загнать их обратно. Я постучала одного по заду.

– Бей сильнее, – советовал Фредерик.

Я попыталась преградить путь маленькому козленку ногой. Фредерик издал особый звук, которым подзывают коз, и вскоре они вернулись в загон.

Мы ехали сквозь оливковые рощи к глиняному дому, который Фредерик ремонтировал, чтобы устроить там место для пикников и летний домик. Получить разрешение на строительство легко, если строить на старом каркасе глинобитную хижину в традиционном стиле. Три брата брали глину, которая сохла на протяжении нескольких поколений. Они рубили ее на куски нужного размера, складывали их один на другой и скрепляли свежей глиной, затем глиной же смазывали поверхности, и получалась гладкая стена. В доме сделали несколько комнат, две ванные и крышу, куда нельзя было подняться, потому что лестница из глины еще не просохла. А потолки были из пальмового дерева и бамбука.

Ограды в Сиве изготавливали из сушеных пальмовых веток, поставленных вертикально и связанных в ряды. У Фредерика в ограде оказалась дыра. Он объяснил, что местные пробираются в его дом и устраивают там пирушки.

– Этот дом долго стоял заброшенным, и они собирались здесь в течение нескольких поколений. Ну, хоть всегда за собой убирают.

Пока мы обедали с англичанкой Пенни и ее семьей, по дому непрерывно сновали маленькие девочки, девчонки постарше и мужчина в белоснежном платье. Он был высокий и стройный, с таким телосложением и черными глазами, что легко мог бы получить роль египетского фараона в голливудском фильме. Малек не сводил с меня глаз, но ответить на его взгляд было бы неприлично. Дом принадлежал семье Малека, а он был одним из одиннадцати братьев и сестер, что сновали туда-сюда.