— Как вы думаете? Представляете, ложками начнем бить по горшкам — вот смеху то будет! — обратился он к Юрию.

И внимательно посмотрел на Никулина. Никулин молчал, сохраняя интригу, зная приблизительный сценарий общения с Учителем: ученик должен проявлять смирение, почтительность и глубокомысленную молчаливость. А вид, по словам Петра I, желательно «… иметь лихой и придурковатый». Секунды три длилась пауза.

— Ну вот, видите, вы согласны. Значит, покупаем.

Была куплена дюжина чугунков, впоследствии терпеливо обработанная вручную напильниками слой за слоем: добивались различной чистоты звука от каждого горшка. Семь нот — семь горшков. Молодые ученики Карандаша в трудовом энтузиазме сточили чугунки до дыр, извлекая нужную ноту, но, увы. горшки пришлось выбросить из-за отсутствия тонкой музыкальности.

Карандаш славился своим ревностным отношением к собственному авторитету, часто проявляя гнев и авторитарность в творческом наставничестве — ученики постигали клоунское дело в условиях большой строгости.

Однажды во время школьных каникул, когда цирк давал по четыре представления каждый день, Шуйдин в антракте прилег на диван и от утомления неожиданно заснул. Его никто не разбудил, и во втором отделении, в репризе, в конце которой он должен был появиться, никто не вышел, Карандаш в ярости, не закончив сюжет представления, убежал с манежа. Публика осталась в недоумении, За кулисами

Карандаш продолжал неистовствовать: на всех кричал, в гневе разбил реквизитную тарелку об пол! И именно в этот драматический момент Михаил проснулся и сломя голову кинулся к манежу, на глаза Зевсу-громовержцу.

— Где вы были? — загремел Карандаш.

— Я заснул, — обезоруживающе заявил Шуйдин.

— Ну что же вы, крошка, — неожиданно миролюбиво и кротко сказал Михаил Николаевич. — Не надо так больше.

Во все времена и повсеместно Юрий Никулин был предан своей страсти — собирательству анекдотов: «Из Одессы, кроме продуктов, я привез отцу и тридцать шесть новых анекдотов, которые услышал в гостинице. Это произошло так. В один из вечеров после работы я зашел в номер к одному из артистов эстрады. Там в компании начали рассказывать анекдоты. Я тихонько сижу. Вдруг слышу — один анекдот новый, второй, третий… Я старался их запомнить, но куда там. Анекдоты все прибывали и прибывали. Тогда я вытащил пачку сигарет и на коробке двумя-тремя словами стал записывать.

Из привезенных домой анекдотов больше всех отцу понравился тридцать шестой: «Кошка бежала за мышкой, но мышка юркнула в норку. Тогда кошка залаяла по-собачьи. Мышка удивилась и решила посмотреть, почему это кошка лает, как собака. Она высунулась из норки, тут ее кошка схватила, съела и, облизнувшись, сказала: «Как полезно знать хотя бы один иностранный язык».

Во Владивостоке на гастролях цирк, в котором работали Карандаш, Никулин и Шуйдин, давал в неделю по четырнадцать-пятнадцать представлений.

В одну из суббот выступили пять раз. Первое выступление — для пленных японцев — начиналось в девять утра. Начало. В зале непривычная тишина. Артисты заинтересованно подсматривали за поведением публики через щелки в занавесе. Японцы молились. Выждали необходимую паузу. Представление началось. Выход Карандаша. Походка бодрая. Реплика четкая, следующая фраза и вдруг. встал пожилой японец, сидевший в первом ряду, и, повернувшись спиной к манежу, на весь зал стал переводить реплику. Карандаш сделал еще одну попытку наладить актерский ритм, японец и тут встрял с переводом. Никто в зале не засмеялся. Все серьезно смотрели на необычный дуэт. Михаил Николаевич в возбуждении убежал за кулисы, оставив недоумевающего переводчика одного, и набросился на инспектора манежа:

— Если он еще раз скажет хотя бы слово, я уйду с манежа совсем! Угроза подействовала. Переводчик сел и замолчал. Никулин и Шуйдин постарались в своих выступлениях обойтись без текста. Японцы реагировали на все сдержанно, но больше и громче всех смеялся переводчик. После представления японцы покидали цирк организованно, шли строем и дружно пели нашу песню «Если завтра война, если завтра в поход».

Никулин с серьезным видом рассказывал хорошим знакомым в 1949 году о том, что в Центральной студии готовится к выпуску аттракцион «Дрессированные гигантские черепахи». Черепах привезли с острова Гаити, и под марш они делают два круга по манежу, а потом становятся на задние лапы и кивают головами. На этом месте Юрий Владимирович делал паузу и добавлял с горьким сожалением:

— Однако аттракцион никак не могут выпустить.

— Почему? — заинтересованно реагировали слушатели.

— Оркестр не выдерживает напряженной работы, поскольку номер с черепахами идет. пять часов.

Многие верили.

Оттачивая свои уже много раз играные сценки, Румянцев приговаривал, что в готовой клоунаде надо безжалостно вырубить все лишнее, не имеющее отношения к сути номера. От этого выступление только выигрывает. Занимаясь с партнерами, он добивался филигранной точности и четкости внешнего рисунка номера. В эти минуты его мало заботило внутреннее самочувствие артистов.

— Где-то в душе я протестовал, — вспоминает Никулин, — но на спектакле послушно старался делать так, как просил мастер, и ощущал себя заводной игрушкой.

Юрий Владимирович в овладении мастерством, оставаясь один на один с собственным изображением в зеркале гардеробной, разыгрывал яркие этюды-импровизации, привычные для актеров-комиков: корчил гримасы, подмигивал со значением сам себе, пел, декламировал стихи, издавал разные сомнительные звуки или выкрикивал на разные лады смешные фразы. Однажды чрезвычайно увлекшись этим занятием в кульминационный момент клоунской находки, сзади он услышал тихий голос:

— С ума, что ли, сходишь?

Вздрогнув от неожиданности, Никулин испуганно обернулся. В проеме приоткрытой двери на него с укором смотрела уборщица.

— Довел вас Карандаш, — добавила она печально, тихо притворив дверь в творческую лабораторию смеха.

Никулину очень нравились выступления клоуна Сергея Любимова. Его находки не оставались без внимания Юрия Владимировича. Одной из них было суждено попасть в копилку Никулина-артиста. Объявляли очередной выход какого-либо циркового исполнителя на арену, как вдруг во втором ряду партера кто-то начинал громко некстати аплодировать, не дожидаясь окончания фразы шпрехшталмейстера. Публика смеялась, обнаружив виновника заминки: это был сам Любимов в цирковом костюме среди зрителей. Как только стихал смех и возобновлялась новая попытка объявить номер, вновь звучали громкие, прерывающие речь аплодисменты. Ведущий Буше подходил к виновнику беспорядка и просил не мешать представлению под угрозой изгнания из зала.

— Вы поняли, что я сказал? — громко, с угрозой в голосе спрашивал Буше.

В ответ Любимов вставал и жестами красноречиво демонстрировал полную глухоту и немоту.

— Вы что, глухонемой? — переспрашивал Буше.

— Да!!! — неожиданно громко с энтузиазмом рявкал Любимов.