Отряды спецназа МВД работали под кодовым именем «Кобальт». В «Кобальт» в основном набирали сотрудников угрозыска. Их задачей было помогать ХАД (Хадамат-э ам-ниййат-э давлати — Служба государственной безопасности) выслеживать лидеров моджахедов. Офицеры «Кобальта» тоже не должны были участвовать в регулярных военных операциях. В Афганистане работали 23 группы «Кобальта». В каждой было до семи человек, БТР и радиостанция.

Поразительно то, что довольно многие сотрудники этих небольших отрядов очень плохо знали местные языки и были вынуждены полагаться на переводчиков, которыми зачастую выступали солдаты среднеазиатского происхождения из ближайшей советской части. Как говорил один из спецназовцев, это было неудобно при допросе пленных. Некоторых затем отозвали для двухлетнего интенсивного курса языковой подготовки, после чего вернули в Афганистан. Команды были малочисленными, учитывая ситуацию, в которой им приходилось работать.

Через провинцию Забуль, имеющую около шестидесяти километров совместной границы с Пакистаном, проходили семь маршрутов снабжения моджахедов. Даже когда двести тысяч человек покинули провинцию и стали беженцами, в ней оставалось 150 тысяч жителей, относящихся к семнадцати племенам и этническим группам, в основном пуштунским. В провинции действовали 145 банд моджахедов — две-три тысячи человек. Они нападали на лояльные кишлаки, собирали с местных жителей дань, минировали трассу Кабул — Кандагар и совершали теракты. У КГБ на всю провинцию приходилось двадцать восемь офицеров. Группа «Кобальт» в этой провинции состояла из пяти офицеров и трех пограничников. В поддержку им были выделены всего гу сотрудников ХАД из номинальных пяти сотен. Здесь также работали восемьдесят милиционеров Царандоя, но все это были местные, и их верность правительству оставалась под вопросом.

Проблемы разведки и безопасности терзали 40-ю армию на протяжении всей войны. Разведчики добивались сотрудничества от вождей местных племен, обещали им защиту от военных операций, выплачивали субсидии, выдавали продовольствие, лекарства, технику и делились военными советами в обмен на обещания препятствовать устройству засад, закладке мин и проходу караванов моджахедов на территории племени. Они успешно вербовали агентов из числа крестьян, которые докладывали о перемещениях и намерениях моджахедов. Но на вождей точно так же давили моджахеды, и договоренности срывались. Агенты зачастую были людьми неграмотными, не умели пользоваться картами и выдавали слухи за факты. Кураторам приходилось встречаться с ними лично (а это было опасно), вместо того, чтобы общаться тайно[34]. Страна была наводнена двойными и тройными агентами. Не была чем-то из ряда вон выходящим ситуация, когда конкурирующие советские ведомства — КГБ и ГРУ, — сами того не желая, нанимали одного и того же агента и платили ему дважды за одну и ту же сомнительную информацию. Моджахеды держали вокруг советских баз и вдоль маршрутов движения советских войск собственных агентов, которые немедленно докладывали о любых перемещениях. Поскольку афганская армия и полиция кишели агентами моджахедов, советские войска информировали своих союзников о целях совместных операций в последний момент или передавали им дезориентирующие планы, корректируя их уже после начала операции. Естественно, когда что-то шло не так, афганцы обвиняли в этом русских советников.

Вместе с советской 40-й армией сражались афганские правительственные силы. На бумаге они выглядели внушительно. В 1979 году у афганцев было десять дивизий, вооруженных современным, пусть и не новейшим, советским оружием: самолетами, танками, артиллерией[35]. К концу войны армия выросла до двенадцати дивизий, которые поддерживал ряд специализированных бригад или более мелких подразделений. ВВС насчитывали семь воздушных полков, 30 истребителей, более 70 истребителей-бомбардировщиков, 50 бомбардировщиков, 76 вертолетов и 40 транспортных самолетов. Многие офицеры прошли подготовку в СССР и владели русским.

Но эта армия имела немало слабостей. Зачастую войска шли в бой неохотно, хотя справлялись лучше, если их поддерживали советские отряды. Фактический состав большинства подразделений был куда ниже номинального: дивизия могла насчитывать не более тысячи человек — в десять раз меньше нужного. Лояльность офицеров оставалась под вопросом: и Кармаль, и Амин устраивали чистки, переводили офицеров, в чьей верности они сомневались, или избавлялись от них. Многие перебежали к моджахедам. Солдаты тоже дезертировали: большинство возвращалось в свои деревни, некоторые шли к повстанцам. Им мало платили и практически не обучали, так что у них не было особых причин хранить верность кабульскому правительству. Сначала они дезертировали целыми частями: например, на сторону противника перешли две бригады 9-й дивизии в провинции Кунар, три батальона 11-й дивизии в Джелалабаде, бригада в Бадахшане.

К 1980 году численность армии упала до двадцати пяти тысяч человек. Правительство снизило призывной возраст, загоняло молодежь в армию, увеличило срок службы по призыву до трех лет и мобилизовало резервистов младше 39 лет. После 1980 года уже немногие отряды дезертировали целиком, число дезертиров-одиночек несколько сократилось, а численность армии (по крайней мере номинальная) к 1982 году выросла до 40 тысяч и к началу 1989 года — до 150 тысяч. Практика показала, что если уровень дезертирства не превышает 30% в год, то все в порядке. Если он выше — это проблема, а если превышает 6о%, то дела совсем плохи.

Чтобы удержать численность войск союзника на разумном уровне, 40-я армия проводила так называемые «оперативные мероприятия в поддержку комплектования Народной армии Демократической Республики Афганистан добровольческими силами». Русские солдаты обожали эти операции: они передвигались на машинах вместо того, чтобы идти пешком, обходились практически без стрельбы, не поднимались в горы. Операции проходили в сравнительно мирных районах: в армию не завербуешь жителей кишлака, контролируемого моджахедами. По пути можно было лакомиться свежими фруктами и овощами, реквизировать скот, набрать конопли и целый месяц провести вдали от армейской рутины. В таких случаях пехотинцев сопровождали подразделения Царандоя и местные «офицерские батальоны» ХАД, большинство служащих которого обучались в СССР.

Насильственная вербовка проходила дважды в год, через месяц после весеннего сева и через месяц после августовского сбора урожая. Афганские призывники обязаны были служить дважды: после трех лет службы они получали отпуск на два года, а затем, если не успевали создать семью (для этого требовалось собрать выкуп за невесту, что не каждый мог себе позволить), отправлялись в армию еще на четыре года.

«Добровольцев» набирали так: колонна бронемашин блокировала кишлак. Затем в него входила пехота в сопровождении афганского спецназа, и жителей сгоняли на главную площадь, к мечети. Затем всех мужчин, подлежащих призыву — а иногда и не подлежащих, — вели в казарму. На следующий день процедура повторялась в другом кишлаке.