Судя по данным ГИБДД, владелица неуловимого голубого пикапа обитала на одной из этих улочек, а именно на улице Иммануила Канта. Маркиз, конечно, удивился тому, что улица в заштатном поселке названа именем выдающегося немецкого философа, но вскоре этот факт нашел вполне прозаическое объяснение: на одном из домов висела мемориальная доска, из которой Леня узнал, что улица названа вовсе не в честь родоначальника классической немецкой философии, а в честь первого председателя поселкового совета, героически погибшего при тушении пожара на макаронной фабрике.

Мемориальная доска на доме была, но номера дома не имелось, как не имелось номеров и на всех остальных домах по улице Иммануила Канта, поэтому, чтобы найти жилище Степаниды Прокофьевны, Лене пришлось обратиться к немолодой женщине, которая шла по улице с тяжелой, громко бренчащей сумкой.

– Вы не подскажете, где тут дом номер двенадцать? – спросил Леня, опустив стекло и выглянув из машины.

Вместо того чтобы ответить, женщина бросила на Маркиза неприязненный взгляд и прибавила шагу. Леня пожал плечами и завертел головой, надеясь найти какого-нибудь более разговорчивого аборигена. Таковой тут же нашелся: по улице брел пьяненький дедок в лихо заломленной офицерской фуражке. Услышав Ленин вопрос, он приветливо заулыбался и проговорил, шамкая беззубым ртом:

– Двенадцатый дом, говоришь? Это, значится, Степаниду ищешь? Хорошее дело! Степанида, она вон в том доме живет, где елка. Только у нее сегодня нету.

– Чего нету? – удивленно переспросил Маркиз.

– Как – чего? – Старик захлопал глазами и громко шмыгнул носом. – А чего тебе надо, того и нету! Ты вот мне тут, как говорится, зубы не заговаривай и тень на плетень не наводи! Тебе конкретно Степанида для чего нужна?

– Ну, разговор у меня к ней имеется… – туманно ответил Маркиз, не собираясь посвящать в свои дела посторонних.

– Вот то-то – разговор! – усмехнулся дед. – И я о том же! Только у нее сегодня нету! Не о чем, как говорится, разговаривать!

Леня не стал продолжать забуксовавшую беседу. Он подъехал к указанному дедом дому, остановил машину возле ворот, подошел к калитке и заглянул во двор.

Возле крыльца копошилась по хозяйству пожилая коренастая тетка в резиновых сапогах и красном байковом халате. Она мыла водой из шланга огромную бутыль зеленого стекла. Эта тетка ничуть не походила на неуловимую Ирину Борисовну, зато ей гораздо больше подходило старозаветное имя Степанида, как и необычное отчество Прокофьевна. И еще… еще Леня убедился, что пришел по нужному адресу: рядом с домом на пятачке плотно утрамбованной земли стоял тот самый голубой пикап, на котором совсем недавно скрылась от него хитрая злоумышленница. Тот самый пикап, за которым Леня гонялся уже много дней.

– Степанида Прокофьевна! – окликнул Леня хозяйку.

Та распрямилась, привычно потерла поясницу, взглянула на Леню из-под ладони и проговорила то ли с сожалением, то ли с затаенным неодобрением:

– Нету сегодня, нету! Завтра приходи!

– Чего нету? – спросил Леня с прежним удивлением.

– А чего тебе надо? – осведомилась тетка. – Ты ко мне, мил человек, по делу или просто так?

– По делу, – заверил ее Маркиз.

– Ну, так я тебе и говорю – сегодня нету! Не варила я сегодня! – И тетка бросила взгляд на сарайчик, над крышей которого возвышалась высокая ладная труба.

Леня сложил все имеющиеся в его распоряжении факты: странные фразы пьяненького деда и самой Степаниды Прокофьевны, сарай с трубой, пустую двадцатилитровую бутыль на крыльце и понял, что предприимчивая гражданка Сверчок наладила у себя в сарае производство самогона. При этом продукт у нее получается такого высокого качества и такой приемлемой цены, что к ней не только наведываются жители Земляничного, но и приезжают покупатели из окрестных поселков и деревень.

Однако в эту идиллическую картину совершенно не вписывался голубой пикап и неуловимая Ирина Борисовна со своим таинственным спутником.

– Так что, мил человек, приезжай завтра! – проговорила Степанида Прокофьевна, возвращаясь к прерванному занятию. – Завтра у меня будет, сегодня к вечеру запущу…

– Вообще-то, Степанида Прокофьевна, я по другому делу. – Леня перегнулся через забор и понизил голос.

– Это еще по какому? – недовольно переспросила хозяйка. – Я никакими другими делами не занимаюсь! У меня такой привычки нету, чтобы разными делами заниматься!

– Насчет пикапа. – Леня пристально взглянул на Степаниду, надеясь заметить на ее лице следы волнения.

Впрочем, его надежды были напрасными: Степанида Прокофьевна была невозмутима, как корова симментальской породы.

– Ничего не знаю! – отрезала она, ясно давая понять, что не намерена продолжать разговор.

– Мы что, так и будем через забор разговаривать? – спросил ее Леня, выразительно оглядевшись по сторонам.

– А об чем нам с тобой разговаривать? – спокойно ответила хозяйка. – Не об чем! Я же сказала – ничего не знаю! И нечего тут под моим забором ошиваться!

– Вот, значит, как? – произнес Леня с холодной угрозой. – Я хотел с вами, Степанида Прокофьевна, по-хорошему, но по-хорошему не получается. Значит, гражданка Сверчок, будем по-плохому…

– Это как? – всполошилась хозяйка. – Это почему? У меня все в порядке, никто не жаловался, и участковому, Ивану Ивановичу, я всегда вовремя…

– Участковый тут вам, гражданка Сверчок, не поможет! – отрезал Маркиз.

– Как это не поможет? – Степанида вытерла руки и двинулась к калитке. – Почему это не поможет? Всегда помогал, а тут вдруг сразу не поможет…

– Потому что сейчас совсем другое дело, – ответил Маркиз, отступая от забора. – Серьезное дело… ладно, гражданка Сверчок, нам с вами и правда не о чем разговаривать. Встретимся в суде.

Он развернулся и подошел к своей машине.

– Эй, мил человек! – окликнула его Степанида. – Куда пошел? Обожди, поговорим!

Она открыла калитку и повторила:

– Ну, заходи, мил человек! Что ты такой обидчивый!

Маркиз снова повернулся к ней, задумчиво взглянул, но все же вошел в калитку.

– Про какой это ты суд говорил? – боязливо осведомилась тетка.

– Известно, про какой, – сухо ответил Маркиз. – Не знаете, какой суд бывает?

– Ох, знаю! – вздохнула Степанида. – Еще как знаю! Ты заходи, мил человек, что мы на улице-то говорим, как неродные!

Она открыла перед Леней дверь, пропустила его в дом и усадила за стол, накрытый несвежей белой скатертью.

Леня сел и огляделся. В доме у Степаниды Прокофьевны присутствовали все признаки растущего благосостояния. Правда, хозяйка понимала его по-старом у, в духе традиционных ценностей советских времен: пузатый сервант ломился от хрусталя, в отдельной горке красовался расписной немецкий сервиз, на стенах висели многочисленные ковры. В качестве единственной приметы времени на полированной тумбе возле стены стояла современная плазменная панель.