Мне понравился такой способ вести дело. Не понимаю, правда, как Бен-Али удалось сохранить уважение местных купцов с такой привычкой – заключать сделку почти без торга, ведь это идет вразрез с обычаями. Хотя, может быть, он растерял их уважение давным-давно и ему все равно. Что касается меня, то я разделял позицию негра. Мне не нравилось торговаться, хотя иногда это было выгодно.

– Заплатишь золотом? – спросил я.

Бен-Али молча поднялся и скрылся во внутренних покоях. Вернувшись, он по одной выложил на стол десять тяжеловесных китайских золотых юаней.

– Кони твои, – сказал я негру, сгребая монеты. – Собери мне хороший обед на шесть человек. Без вина. Хозяин трактира ухмыльнулся:

– Ты умеешь вести дела, Серго. Неужели тебя прикрывали целых пять человек? Да вы могли просто разграбить мой трактир…

– Не подавай мне таких идей, – ухмыльнулся я в ответ.

– На какую сумму приготовить обед?

– Давай готовый, какой есть. Сколько стоит хорошая порция?

– Динар с человека.

– Думаю, мы сойдемся на трех динарах?

– Конечно. – Бен-Али показал ослепительно-белые зубы. – Гассан, собери обед на шесть человек в корзину. Без вина и пива.

Мальчишка, стоявший в некотором отдалении от нашего столика, умчался, сверкая розовыми пятками. Я с интересом отметил, что пятки у него гораздо светлее, чем темно-коричневые ноги.

– Твои товарищи мусульмане? – вновь обратился ко мне негр. Понятно, что такое умозаключение он сделал, когда я отказался от вина. Собственно, именно к этому выводу я его и подталкивал. Негру совершенно не нужно знать, с кем, куда и зачем я иду. Потому что информацию он перепродаст еще более охотно, чем моих коней.

– Некоторые, – уклончиво ответил я.

– Разменять тебе юань? – поинтересовался хозяин, видимо желая покончить с моими делами и перейти к другим.

– Не стоит, – ответил я, выкладывая на стол три динара из хранилища княжны. – Золото удобнее носить.

– Полновесная монета, – поцокал языком негр, рассматривая динары. Походе, они даже не были в ходу? Не иначе из клада? Приятно иметь дело с состоятельным клиентом! У меня вечно проблемы с разменной монетой… Может, разменять тебе еще золота на серебро?

– Не стоит, – мягко отклонил я его предложение. – У меня не так уж много серебра…

Негритенок притащил большую, укутанную тканью корзину.

– Ничего не беру с тебя за корзину и упаковку, – подчеркнул Бен-Али. – Дорожу каждым новым знакомым. Следующий раз обязательно приходи ко мне. И не только с лошадьми.

– Непременно, – пообещал я. – Если буду жив.

– Будь жив и здоров, – пожелал мне Бен-Али на прощание.

–

С корзиной за спиной я равнодушно прошел мимо холма, на котором расположились Вард Лакерт и девушки. Выглядели мои спутники настоящими оборванцами, и меня это порадовало – мы хорошо замаскировались.

Девушки поняли, что нужно делать, и не кинулись ко мне с радостными криками. Может быть, их остерег опытный в воровском деле Лакерт. Подождав, пока я пройду, они побрели следом. А я, приметив уютную лесополосу, свернул с дороги.

Вблизи лесополоса оказалось не такой приятной. Земля была усеяна черепками, грязными тряпками, коричневой оберточной бумагой, яичной скорлупой и углями от костра. Пластиковые бутылки, полиэтиленовые пакеты и старые газеты остались в прошлом, но нравы путешественников не изменились. Те, у кого не было денег на обед у Бен-Али, останавливались в леске перед городом и не слишком заботились о том, чтобы оставить место чистым.

Мы не поленились пройти дальше. По мере удаления от дороги лесополоса становилась все чище. Там, где тракт скрылся из вида, было совсем чисто.

Я опустил корзину на землю. Догнавшие меня Валия, Эльфия и Вард с интересом заглянули внутрь. С утра все сильно проголодались. Руки Лакерта, когда он снимал полотно с корзины, слегка дрожали. Глаза девушек горели голодным блеском.

Основное блюдо составляло тушеное мясо с овощами. Оно лежало в шести грубо обработанных глиняных горшочках, заменяющих ныне привычную некогда пластиковую и стеклянную тару. Еще в корзине обнаружилось два небольших круга домашнего сыра, три десятка тонких пресных лепешек, бутылка с острым соусом и большой пучок разнообразной зелени. Судя по запаху, повара Бен-Али знали свое дело! Вкус нас тоже не разочаровал. Пожалуй, трактирщик действительно хотел иметь со мной дела в дальнейшем, иначе подсунул бы не такой хороший обед. А может быть, он испугался пятерых моих джигитов-мусульман.

Мы съели все мясо, все лепешки, весь соус и почти весь сыр. И после этого поняли, что идти дальше в ближайшие несколько часов не сможем. Отдыхать так близко от трактира было опасно, но что оставалось делать?

Каждый расположился, как мог. Я прилег на небольшом холмике, с которого была видна часть дороги. Одно мое ухо было прижато к земле, другое пыталось уловить дальние шумы, доносящиеся по воздуху. Тогда-то я первый раз и услышал очень странный топот.

В монастыре Лаодао нас учили, что человек должен пользоваться всеми органами чувств. Мы развивали слух, обоняние, учились на ощупь определять рисунок на монетах, читать тексты, выбитые и даже выцарапанные на стенах. Учитель Хуо особое внимание уделял умению слышать. Сам он был полуслепым и считал, что слух лучше всех других чувств и даже подчас лучше зрения. Ведь для того чтобы видеть, нужно иметь источник света, для того чтобы ощущать, нужно быть близко к объекту. Обоняние поможет тогда, когда ветер дует в нужную сторону. А слышать можно все и всегда – нужно только уметь слушать.

Так вот, такого топота я не слышал никогда прежде. По наставлениям Хуо, распознав совершенно незнакомый звук, нужно представить, что может его издавать. Сравнить со слышанными ранее. Отбросить неверные гипотезы и принять единственно возможную.

Я проделал все эти манипуляции. И перед моим мысленным взором встала очень странная картина: слон на очень длинных ногах, обутый в мягкие валенки. Похоже было, что слон хромал на правую переднюю ногу.

Представляя себе этого слона – черного, в желтую крапинку, с длинным извивающимся хоботом – я задремал.

В Бештауне было неладно. Окна многих домов слепо смотрели наглухо закрытыми ставнями. Рынки не работали. Немногие открытые лавки охранялись двумя-тремя дюжими молодцами. И, словно черная саранча, расползлись по улицам солдаты Лузгаша. Грязные, низкорослые, с немытыми и нечесаными волосами, воровато бегающими глазами.

На стенах домов и столбах висели плакаты на плохой серой бумаге – обращения к народу, подписанные Заурбеком. Регент предлагал всем вступать в добровольческие отряды и в отряды наемников. Первые отличались от вторых тем, что им полагались земли и процент с добычи, но жалованья добровольцам не платили. Наемникам платили приличное жалованье, а из награбленного им доставалось уже гораздо меньше. В таком разделении была своя мудрость – люди с разным темпераментом шли в разные отряды. Те, кто верил в удачу, – в добровольцы. Те, кто надеялся на устойчивый заработок, – в наемники.